– Ах, мамочка! – и Лика покраснела от удовольствия и смущения.
Румянец удивительно шел к ее милому личику. Марии Александровне казалось, что она грезит во сне, видя свою дочь такой прелестной. Она так боялась, так страшно боялась этой встречи. Оставив дочь десятилетней девочкой, она имела о ней весьма смутное понятие и далеко не ожидала найти в ней такое доброе, отзывчивое сердце и эту любовь и ласку к себе. А оказалось совсем иное. Нет, положительно, Лика прелестна. И Карская с нескрываемым восхищением следила, как молодая девушка позвала носильщика, передала ему квитанцию от багажа, вручила свой адрес и, приказав доставить вещи как можно скорее, снова обернулась с тою же счастливой улыбкой к матери.
– Откуда у тебя этот навык, крошка? – изумленно обратилась к ней Мария Александровна.
– О, это – метода тети Зины! – засмеялась Лика, – ведь моя тетя Зина не терпит беспомощности, и разгильдяйства!
– Но неужели ты ехала одна, Лика?
– От Вены одна, эта австриячка Готенбург довезла меня до своего города, а там мы расстались. Что же вы беспокоитесь, мамочка? Ведь я не маленькая! – с истинно детской гордостью заключила Лика.
– Ты – прелесть! – улыбнулась Мария Александровна, с трудом удерживаясь от желания расцеловать это чудное личико, – однако, едем, малютка, пора!
Они вышли на перрон вокзала: Кровный рысак под английской упряжью с крохотной впряженной в ней кареткой-купе ждал их у крыльца.
С легкостью птички Лика прыгнула в купе и тихо ахнула: великолепный букет белых роз слал ей свой душистый привет из угла кареты.
– Ах, какая роскошь! – прошептала молодая девушка, погружая в цветы свое заалевшее личико.
Но не один букет этот, – все радовало и волновало ее сегодня: и серые петербургские улицы, и частые пешеходы, и встречные экипажи, и самые здания, так мало похожие на те венцы человеческого творчества, которые приходилось встречать Лике в Европе. Ведь это было свое русское, родное! Это была родина. Это – Русь… Русь с ее колокольными звонами, с ее снежными сугробами, с ее троечными бубенцами и истинно православным радушием, мягкостью и весельем, это – Русь родная, святая, дивная Русь!
Глаза Лики увлажнились. Она опустила окно каретки и с наслаждением пила свежесть августовского утра. И ее глаза блестели, губы улыбались. Она – дома. Она у себя – дома! В своей белой, родной, студеной стране, которую, несмотря на долгие восемь лет, помнила так хорошо, так свято!
– Какое счастье! Какое счастье! Мамочка! – неожиданно вырвалось из груди молодой девушки горячим порывом.
III
Мария Александровна Зарюнина или Мими, как ее называли в свете, рано осиротела и тотчас после смерти отца, вышла замуж за товарища его и друга, пожилого, видного по занимаемому им посту генерала Горного. Это был рьяный, суровый и исполнительный служака доброго старого времени. Женился он на дочери