– А друга-то вашего в психушку забрали.
– В психушку?! За что? В смысле почему? Он больной что ли оказался?
– Ну, все твердил, что с того света вернулся. Жил там несколько лет и вернулся. А сам, говорит, я летчик и в сорок шестом году разбился. С тех пор у рогатых чертей и жил. Трахнутый головой, одно слово.
=А что за знакомый? Военный?
– Да нет. В прошлый раз у дороги на пашне мужика нашли. Вроде трезвый был. То ли спал, то ли без сознания. Вот здесь у деда его и оставили. Может он с психушки сбежал.
– Могет и так быть. Кто ж его знает.
Дорога домой, как и вся следующая неделя, прошли спокойно. На следующий день после отъезда комиссии, шеф попросил меня выполнить его личную просьбу и съездить к одному из наших общих знакомых. Я зашел к себе в кабинет предупредить, что уезжаю.
– Только не подбирай больше бегунков из психушек.
– Точно, я же рядом буду. Интересно.
– Не забудь – тебе еще в наряд заступать.
Выполнив просьбу, я подъехал к психиатрической больнице. В моем представлении персоналом такой больницы должны быть мужчины под два метра ростом и весом под два центнера, чтобы уложить и “успокоить” любого клиента. На деле я увидел только молоденьких стройных девушек. Из персонала мужского рода я увидел всего лишь одного, да и тот был .каким-то завхозом. В то время я тоже был еще не очень старый и умел улыбаться. После моего вопроса, где находится летчик, но не тот, что летает, а тот, что зимой лед убирает, я узнал, что на сегодняшнее число их всего два осталось, так как третий на прошлой неделе переквалифицировался на водителя троллейбуса. Мой летчик нашелся быстро – лежал на кровати и читал “Крокодил”.
– Он. – Сказал я медсестре.
– Хорошо. Этот не буйный. Тогда я вас оставлю.
– Да. Спасибо.– И потом, уже обращаясь к больному, – Здравствуйте. Вы, наверное, меня не помните.
– Как я могу вас помнить, если я вас совсем не знаю. Хотя ваше лицо мне кого-то напоминает.
– С моим лицом тяжелее, ведь когда мы нашли вас, ваши глаза были закрыты, а вы сами или без сознания, или с кем. Армейский юмор. Простите.
– Да я и сам военный. А насчет вашего последнего замечания, то вы почти угадали.
– Я ездил по делам и решил вас проведать. Есть у меня такой недостаток – иногда беспокоюсь о людях.
– А второй какой у вас недостаток?
– Второй? Второй – это то, что людям, которые мне близки и дороги, я почему-то стесняюсь сказать слова нежности и любви. Нежные слова застревают, а что-нибудь грубое ляпнуть и не всегда по делу, то, пожалуйста.
– Самое главное – вы знаете свои недостатки. Врага легче бить, если его знаешь.
– Согласен. Но страдают ближние. С чужими все наоборот.
– А где же ваш второй товарищ, что помоложе?
– Вы даже это разглядели. Тогда, мягко выражаясь, какого хрена мы вас таскали.
– Нет, нет. Я не прикидывался гофрированным шлангом. Мне трудно все вам объяснить. Но… Как бы попроще объяснить. Да… “Есть многое на свете, брат Горацио,