Шестьдесят лет назад в этом месте был открыт женский монастырь. Над древней церквушкой христиане построили новый большой храм во имя святой великомученицы Марины.
III
…Через открытые ворота вхожу в монастырь. Громадный, выложенный белыми плитами двор. Высокие пальмы с изящными ажурными ветвями, похожими на струи парковых фонтанов. Несколько светленьких пластмассовых столиков с такими же стульями – очень похоже на открытое уличное кафе. В центре монастыря храм – стройный, легкий, с цветными витражами. Большой двухэтажный сестринский корпус. «Да, пожалуй, не меньше ста сестер здесь подвизается», – подумал я. – Но где же они?» Это для меня оставалось загадкой – уже минут пятнадцать-двадцать я знакомился с монастырем, однако не встретил за это время ни одного человека. В наших российских монастырях меня непременно остановили бы у входа, спросили бы, кто я, откуда, с какой целью приехал, и на территории обители я бы увидел хоть несколько человек, а тут… никого. «Наверно, час отдыха», – предположил я.
Я прошел в дальнюю часть обители и тут увидел пожилого человека в рясе, который поливал из шланга цветы. Обратив на меня внимание, он положил шланг и широко улыбнулся, как будто встретил старого друга, которого давно не видел и встрече с которым очень рад. Так мы познакомились с отцом Каллиникосом. Мы прошлись с ним по монастырю, отдохнули под одной из пальм, попили чаю… Монахинь по-прежнему не было видно.
– Завтра большой праздник, – сказал я.
– Какой?
– Святителя Николая. В честь перенесения его святых мощей из Мир Ликийских в Бари.
На лице отца Каллиникоса появилось недоуменное выражение.
– Мы не знаем такого праздника.
Этой фразой собеседник меня просто огорошил.
– А литургия завтра будет? – спросил я с замиранием сердца. Пусть на всем Крите я один буду отмечать этот великий праздник – главное, чтобы была литургия.
– Нет, литургии не будет, – произнес отец Каллиникос, не понимая, какое большое огорчение доставили мне его слова.
Я привык, что в Москве, да и по всей России, в этот день храмы переполнены и многие христиане причащаются Святых Христовых Таин.
– А что вы будете служить?
– Утреню.
– И все?
– Да.
Я попытался упросить священника, чтобы он в порядке исключения отслужил и литургию, но… успеха не добился: мой собеседник погрузился в молчание.
Вскоре к нам подошла средних лет женщина, которую, как оказалось, звали Хрисанфи.
– Вы монахиня? – спросил я.
– Нет, я просто здесь помогаю.
Чуть позже к нам присоединилась еще одна женщина, помоложе; ее звали Христина, она заведовала иконной лавкой.
До вечернего богослужения оставалось минут десять, когда мы увидели маленькую старушку в темном платочке, повязанном так, что видны были одни глаза, нос да губы.
– Это матушка Тимофея, – сказал отец Каллиникос, – игумения нашего монастыря.
– Ваши сестры сейчас на послушаниях? – спросил я.
– Нет,