Военный совет я собрал сразу же после беседы с Парманом. Вожди ворча, будто про себя, но так, что бы я их услышал, ругали Шоже, загнавшего их всех в этот каменный мешок, который теперь станет для них общей могилой и меня, еще более превзошедшего своего отца в тупости: «Нет, чтобы нормально умереть днем, под Великим Синим Небом, когда их последний бой увидят все их предки и сам Тенгри, он собирается убить всех ночью…».
Тогда меня поддержал Ужас, командир легионеров и те двое «старцев», сидящих на военном совете слева и справа от меня. Это были братья близнецы по имени Иргек и Ирек, тоже прямые потомки Модэ, но только из младшей ветви. С ними остальные вожди не решились спорить.
Я посмотрел на стены. Слева и справа от меня под бойницами, чтобы их не заметили раньше времени китайцы, сидели две тысячи воинов канглы. Еще две тысячи конных гуннов расположились в темноте равными частями вдоль левой и правой стены на площади крепости. Оставшуюся тысячу гуннов и тысячу гуннок я поставил на стенах над конницей. Двести усуней под командованием Ужаса приняли пост в центральной цитадели у амбразур и на крыше вдоль бойниц. Тысяча легионеров, которых я вооружил длинными копьями, захваченных, как я узнал у племени аланов, стояли ровными шеренгами перед цитаделью напротив центральных ворот. По двести пятьдесят легионеров, в накинутых поверх доспехов согдийских халатах, расположились по обеим сторонам ворот.
Я, предполагая наблюдение со стороны китайцев, приказал, чтобы гунны сымитировали ликвидацию часовых на башнях. К моему удивлению и напрасному опасению о низкой дисциплине, воины-кочевники четко, слаженно и очень тихо выполняли все команды, затем притаились под бойницами на стенах и на площади.
Я молился. Впервые за всю свою жизнь или, точнее будет сказать существование, я молился. Молился неосознанно, ни к кому не обращаясь за помощью. Молил, что бы все получилось так, как я задумал.
Ворота тихо открылись. Легионер в одежде согдийца, выбежавший за ворота, замахал горящим факелом и тут же со стороны внешней стены вверх взлетела горящая стрела. Через минуту со стороны лагеря раздался дружный рев и загорелись сотни факелов, а затем я услышал приглушённый топот тысяч копыт и ног, после чего через проломы внешней стены к воротам уверенно на полном скаку устремилась китайская конница.
Мое сердце, к моему удивлению, билось ровно, в обморок я вроде как не собирался падать, мысли и мои движения стали быстрыми и четкими.
Конники стремительно входили в ворота. За ними уже выстраивалась пехота. Я ждал. И пропустив всю конницу, по моей команде, на первых врывающихся пехотинцев обрушились большие куски камней и огромные бревна, погребая под собой людей и создавая большой завал перед воротами.
Китайская конница не обращая внимания на шум позади, обрушилась на легионеров,