И вскоре случилось-произошло то, от чего Домашнев едва не потерял сознание. Когда после первого, уже почти вполне нормального соития они отдохнули минут двадцать и накатила волна новых поцелуев-прелюдий, Оля вдруг скользнула губами вниз, обцеловала-обчмокала его шею, грудь, пупок и, устроившись щекой на его животе, решительно обхватила своими божественными мягкими губами его ошалевшего от перенапряжения «Василия» (так Домашнев сам именовал своего дружка). Алексею Алексеевичу в позвоночник словно горячую иглу медленно ввели, взвихрив волну сладкой муки. Он видел лишь затылок Оли, голова её почти не двигалась. Он не успел толком осознать происходящее, как почувствовал приближение взрыва.
– Оля! – хрипло вскрикнул он. – Всё! Хватит!..
Он даже попытался слабой рукой отвести-отклонить её голову от своего тела, но Оля, не поддавшись, ещё сильнее приникла к нему, с каким-то радостным вздохом-стоном довела дело до конца и ещё с целую минуту не отнимала губ, впитывая всё до последней капли. Потом по-детски вытерла губы тыльной стороной ладони, снизу вверх глянула смущённо на Алексея Алексеевича и с блаженным смешком призналась:
– Я сегодня весь день об этом думала!..
Она, видимо, хотела сказать «мечтала», но не решилась и, окончательно зардевшись, зарылась лицом в его грудь.
С той поры жизнь Алексея Алексеевича устаканилась. Он был вполне, на все сто, счастлив и удовлетворён – во всех смыслах. С Олей они дважды в месяц встречались-миловались на квартире, а в промежутках она раза два-три заглядывала в удобное время к нему в «офис», они закрывались на замок, и наступали-накатывали полчаса блаженного кайфа…
Живи и радуйся!
Казалось, о чём ещё мечтать-то?
Везучий любовник Алексей Алексеевич Домашнев жёг в райской эйфории золотые дни осени, наивно и самоуверенно полагая, что уж счастливее, наверное, никогда ему не бывать. Как вдруг…
Вот именно – вдруг.
Ему нежданно предложили перейти в его альма-матер – гуманитарный университет – и возглавить там кафедру истории русской литературы. Алексей Алексеевич ни секунды не раздумывая согласился. Ему давно уже было тесновато среди технарей, к тому же на филфаке БГУ у него имелись вполне добрые приятели и единомышленники.
Вскоре после того, как Алексей Алексеевич огляделся-освоился на новом месте работы, и заглянул к нему как-то один из таких приятелей-единомышленников – преподаватель с отделения журналистики