Отойдя с пару миль, они увидели слева от дороги большое стадо прекраснейших коров – солнечно-рыжих, упитанных, одна к одной. Некоторые лежали, некоторые стояли, некоторые лениво бродили под присмотром двух пастухов, один из которых, не смотря на погоду, растянулся на земле, а другой, опершись на длинное кнутовище, похожее на удочку, взирал на стоявшую перед ним корову, пережевывавшую торчащую у нее по обеим сторонам рта траву, и, в свою очередь, взиравшую на него.
– Какие красивые животные, – восхитился сэр Ланселот. – Как только разбогатею, непременно заведу таких в хозяйстве. Спроси-ка у него, чьи они? Мне не к лицу заниматься расспросами неблагородных…
Владимир вздохнул.
– Послушайте, э-э-э… – обратился он к пастуху, застывшему статуей в нескольких шагах от дороги. – Любезнейший… не подскажете ли, кому принадлежит это стадо?..
Поначалу показалось, что тот его не расслышал, настолько долго пришлось ожидать его реакции. Затем, едва повернув голову в сторону напарника, он пробормотал отчетливо пьяным голосом:
– Это самое… Поль… стадо… оно чье?..
Лежавший дисциплинированно согнулся пополам, в результате чего принял неустойчиво сидячее положение, взглянул на корову, протянул: «му-у-у-у…», засмеялся и снова опрокинулся навзничь.
– Правильно, – поддержал его стоявший. – И как это я мог позабыть?.. Этого… как его… графа де Контрабаса…
После чего рухнул плашмя, как подрубленное дерево, по-видимому, израсходовав на ответ остаток сил, произнеся что-то вроде: «я не враг своему здоровью…» и, кажется, упомянув о культуре. Жевавшая корова посмотрела на него и укоризненно покачала головой.
Наши путешественники отправились дальше. Сэр Ланселот бубнил себе под нос, припоминая родословные, и никак не мог припомнить таинственного графа, обладавшего, тем не менее, судя по стаду, значительным достатком.
– Должно быть, кто-то из вновь титулованных, – сообщил он Владимиру, отчаявшись вспомнить.
Они прошли еще с пару миль, когда, теперь уже справа от дороги, обнаружили косарей. Назвать каковых такими можно было исходя из наличия кос, но уж никак не из совершаемых ими действий. Часть из них занималась тем же, чем и пастухи, часть, организовав хоровод, пыталась изобразить нечто в роде народного танца, оставшиеся же, рассредоточившись, размахивали косами кто во что горазд. Причем, по скошенным валкам травы, было видно, что первый ряд они прошли в соответствии с канонами, после чего ряды начали заметно изгибаться, пока, наконец, не превратились в полную сумятицу.
Ближайший косарь махал своим орудием так, словно играл в крокет. При каждом взмахе он повторял: «Ух!», пока, наконец, размахнувшись