Совершенно не по теме (и это нормально в подобных случаях) вспомнился один из эпизодов Вуди Алленовской трагикомедии. Герой этого эпизода неожиданно для всех, включая свою семью, стал, что называется, «вне фокуса». То есть он всех видел отчетливо, а вот его контуры были размыты. Друзья по работе, члены его семьи, глядя на него, пытаются навести резкость, но это ни у кого не получается. По-моему, удивительная по своей задумке метафора! Когда я сочиняю свои рассказы, то невольно пытаюсь адаптировать их к кино. Тем более что все описанные мною истории происходили на самом деле. Кроме того, я обожаю кинематограф! У меня довольно большая кинотека. В основном – это классические итальянские, французские, американские и советские фильмы 50-х, 60-х, 70-х, 80-х годов. Но также есть замечательные (правда, это большая редкость) современные фильмы. И я вот подумал о персонаже, который так много смотрит кино, что неожиданно для себя начинает говорить только одними цитатами, причем как по делу, так и мимо кассы! Вот, например, вполне себе обычная ситуация. Собрались несколько друзей на квартире одного из них. Болтают о том о сем, едят, выпивают. И вдруг один из собеседников на вопрос «А что ты будешь делать завтра во второй половине дня?» отвечает довольно резким голосом: «Это что, а? А кто сказал пациенту: „Пес его знает?“ Вы что? В кабаке, что ли? Гнется – смешно, ломается – не смешно!!! Чего не понятного-то!???» Вряд ли догадаетесь, но я объединил Булгакова и Вуди Аллена! Или вот, например, наш персонаж гуляет без особых причин по улице. Беззаботно завернув куда-то за угол, он наталкивается на общего знакомого, и тот спрашивает его: «Эй, старина, куда пропал? Сто лет не виделись!!!» А наш ему отвечает: «Как? А ты разве ничего не знаешь?» «Нееет, – отвечает тот, – а что случилось?»
– Ну ты даешь! Так у нее же яичники обезьяны!!!
И пока приятель, ошарашенный подобной новостью, пытается догадаться у кого из их знакомых обезьянья машонка, наш герой продолжает нести киношную ахинею, которой под завязку забита его башка. «Да и потом она уже давно просит меня написать для нее бенефис. Понимаешь, как бы это сказать, она хочет воплотить на сцене образ матери Иисуса! У него – Эдипов комплекс и он втайне мечтает разделаться с Отцом. Чуешь как глубоко!?» И пока приятель, обезумевший от потока информации, которая заинтересовала бы только моего душевнобольного соседа, соображает что к чему, добавляет: «Я уже вел переговоры с Джорджем Гершвиным по поводу постановки на Бродвее «Собора Парижской Богоматери». Можешь себе представить – «Квазимодо-Джонс?!!!» После такой встречи путь только один – в клинику Корсакова, причем на первый этаж, о втором