– Басурман что ли? – враждебно покосился на меня попрошайка.
– Из Москвы мы… из столицы нашей Родины…
– Ага, Родины… видали мы вашу Родину, – и он показал нам кукиш.
– Ты скажи лучше, mon cher ami, где почтальонша? – постарался я не замечать эту вопиющую наглость. – Уже как пятнадцать минут десятого..
– Маринка-то? Козу, наверно, доит. Погодь немного, ща подойдет, – и попрошайка благополучно покатил дальше, а я почувствовал то неприятное чувство, когда вас как будто провели вокруг пальца.
Как назло от досады захотелось курить, но второй пачки Парламента у меня, к сожалению, не было. Чтобы как-то отвлечься, я зашел на детскую площадку, расположенную напротив почты, и покатался на каких-то качелях, вспоминая детство, пока дочка наматывала круги на велосипеде. Редкие хуторяне, проходя мимо, искоса посматривали на меня, будто я попирал их святыню, а одна бабка с хворостиной в руке, гнавшая впереди себя прихрамывающего гуся, даже покачала головой.
– Ну и отъел задище! – фыркнула она, ударив хворостиной нерасторопную птицу, но я воспринял ее замечание на свой счет, и решил сойти с качелей.
Затем от скуки я стал читать объявления на фонарных столбах, медленно обходя их и закинув руки за спину. В основном, на них была реклама комбикорма, а также сообщалось о скупке колхозных паев за «очень дорого». Помню, я еще был недоволен тем, что эти бумажки, потрепанные ветрами и непогодами, сильно портят здешний ландшафт, и что за это даже надо наказывать штрафами. Тогда я еще не знал, что скоро и мое объявление будет висеть на одном из этих столбов, обмотанное для надежности скотчем.
Наконец, какая-то важная тетка в теле проехала мимо на велосипеде, даже не взглянув в нашу сторону. Интуитивно я сразу понял, что это как раз и есть почтальонша Маринка.
– Здрасьте… – непроизвольно открылся мой рот, потому что я никогда прежде не видел столько безвкусия.
Во-первых, эти шлепанцы, на ужасный цвет которых обратит внимание любой уважающий себя психиатр. И никакие оправдания, что цвет этот хорошо маскирует навозную жижу, если в нее наступить, не канают. «Ну и что? – скажете Вы, недоумевая. – Чего автор прицепился к этим шлепанцам, какие продавали, такие и купили?!» «Хорошо, – отвечу я на это, – но посмотрите, друзья, как эти пластмассовые тапки дисгармонируют с постоянно сползающими носками, и это в сорокаградусную жару!»
Тем временем, Маринка лихо притормозила у дверей почты, оставив за собой облако пыли, и, как ностальгирующая по большой сцене провинциальная балерина, плавно вынесла ногу через раму велосипеда. Все это надо было видеть. При этом шлепанец, конечно же, спал под действием инерционных сил.
– Ну, чего уставился? – не выдержала мой пристальный взгляд она.
– Нравитесь, – процедил я сквозь зубы, пытаясь выдавить из себя улыбку.
– Извращенец