Он миновал медицинский пункт, аптеку, почту с покосившимся от старости крыльцом, и хотел уже свернуть к новому мосту через речку, когда ему навстречу из-за угла соседнего дома вышла раскрасневшаяся Марина в длинном коричневом платье. Она никогда не здоровалась: от смущения забывала. Подходила, обдавала запахом духов, несмело брала под руку и вела куда-нибудь подальше от общежития. Иван в первый момент после встречи пытался обнять её за талию, подтянуть к себе и поцеловать в щеку, но Марина всякий раз пугливо оглядывалась, потом ловко отстранялась и строго смотрела ему в глаза. После этого он покорно отпускал её, боясь показаться навязчивым.
Они были знакомы уже три года. И за все это время Иван успел добиться от неё только самой малости – каких-то детских, почти нечаянных поцелуев. Иногда Иван пробовал продвинуться дальше, но всякий раз получал неожиданную плюху по разгоряченной щеке и разочарованно замирал. А Марина нравоучительным тоном произносила: «Вот тебе! Не будешь руки распускать! Мы ещё не муж и жена».
В тот вечер всё было точно так же. После встречи на перекрестке они пошли гулять, шагая по знакомым улицам Красновятска ближе к реке. Она крепко держала его под руку и что-то рассказывала о своей работе в детском туберкулезном санатории. Он слушал её. Иногда улыбался, иногда украдкой поглядывал на румяное от ходьбы лицо своей спутницы.
Когда проходили мимо дома Кати Малининой – он увидел в палисаднике перед Катиным домом прилично одетого молодого человека.
В позе этого человека было нечто странное. Молодой человек стоял среди густой заросли цветов, втянув голову в плечи и тихо-тихо, как бы крадучись, постукивал в высокое Катино окно… Иван вопросительно посмотрел на Марину, она смущенно опустила глаза, а потом полушепотом пояснила:
– Это Катькин любовник, наверное. Она их через окно принимает. Представляешь. Такая ветреная женщина, такая развратная, что просто ужас…
Иван с улыбкой выслушал Марину, даже согласился с ней мысленно, но почему-то позавидовал тому парню в палисаднике. Потом он представил себе Катю – красивую сероглазую женщину с хорошей фигурой и пышными волосами. У неё, кажется, есть ребёнок, но нет мужа. Когда раньше Катя проходила мимо Ивана, у него всегда восторженно замирало сердце, и всякий раз он вспоминал, как однажды она подозрительно долго, очень внимательно наблюдала за ним в местном Доме культуры. Её взгляд гипнотизировал, привлекал, завораживал, а изящные, обтянутые гладким капроном ноги, как-то очень легко и томительно лежали одна на другой.
Тогда Катя понравилась Ивану, и если бы не Марина – он в тот вечер, вероятно, был бы с ней. Потому что Катя всегда казалась ему настоящей Кармен – таинственной жрицей любви. Можно сказать, что она уже покорила его тогда, и мысленно он уже согрешил с ней. К тому же у Марины он никогда не замечал такой искренности в глазах, как у Кати. Они никогда не были такими обольстительными, такими манящими. Глаза Марины могли успокоить, могли простить. Порой они воодушевляли и льстили, но они никогда не манили, не обескураживали. В них не хватало чего-то по-настоящему женского, какого-то внутреннего обжигающего огня…
Между тем Иван и Марина дошли до реки. Сели там на знакомую скамью под старыми соснами и стали смотреть на воду. В мутной дали, за блестящей полоской воды, угадывался песчаный остров, заросший ивняком и черноталом. За островом багрово светилось вечернее небо.
Марина снова принялась рассказывать Ивану о своей работе, но настроение у Ивана на этот раз почему-то быстро испортилось. Он старался не думать о Кате, но, однако, думал о ней. И думы эти были навязчиво греховны, таинственно сладостны, соблазнительно сладки.
Ему вдруг стало досадно, что вот он сидит здесь, на берегу Вятки, с милой и симпатичной девушкой, которая будет такой же милой и симпатичной еще много-много лет. А там, совсем рядом, с доступной и манящей красавицей будет в это время наслаждаться любовью кто-то другой. Другой будет купаться в жарком омуте её страсти вовсе не по закону, не по праву, а так – между прочим. Этот другой будет неумело гладить её пышные тёмные волосы, целовать её полные губы, с вожделением смотреть в её большие серые глаза.
В общем, была минута, когда Иван хотел встать со скамьи и опрометью бежать туда – к Катиному окну, за которым кипение любви и жгучая женская ласка.
– Может быть, пойдем домой, – вдруг предложила Марина, – ты меня совсем не слушаешь сегодня.
– Слушаю, – солгал Иван. – Мне всегда с тобой интересно. Ты говори…
А сам украдкой посмотрел на неё с боку и подумал, что, может быть, правда, лучше пойти домой. Но представил, как после этого Марина может огорчиться и сказал, что ещё рано. Она, ободренная его ответом, сообщила, что нашла себе новую квартиру