Бог почти есть. Евгений Стаховский

Моисею одну, и одну Илии. Встаньте и не бойтесь… Все эти послетитульные черви так угнетают… I have kissed thy mouth, Jokanaan! Да – горек вкус любви, но я буду скорбеть только об утраченных иллюзиях.

      6

      – Ты зря заботишься о красоте форм, обратное тебе не дано, – говорит Айк. – И может это единственное что тебе не дано.

      – Я говорил тебе тысячу раз: не спеши с ограничениями, их разрушить проще всего, – говорит Макс, усаживаясь в кресло.

      Айк поднимается и садится в кресло напротив, как в самом начале истории:

      – Мне казалось что возводить границы сложнее.

      – Граница, по сути, лишь предел, за которым обычно находится нечто беспредельное, и если мы туда пока не стремимся, то только потому что ещё не вполне изучили то, что находится внутри. Такой знаешь – страх захлопнувшейся от сквозняка двери, а ключи забыты. Выйдешь, а назад никак.

      Марк придвигается к Максу и садится у его ног:

      – Тебе пора признаться.

      Илия тоже придвигается к Айку и садится у его ног:

      – Нам всем пора бы признаться. Такое скомканное утро.

      – Ни смертей, ни даже секса. – Говорит Марк. – Хотя на мне останется пара следов.

      – Один! – поправляет Илия. – Считается только мой. Ведь след Макса это не след, это печать. Тебе бы всю жизнь целовать его прекрасные ноги, особенно пока он так беззащитен перед тобой.

      – Так ли?.. – вопрошает Марк. – Да и тебе что за дело?? Или это такая юношеская беспечная откровенность, когда можно позволить себе сказать всё? Вот в этом и правда стоило бы признаться.

      – А вам не кажется что признания довольно бесчестны по своей природе?? – спрашивает Макс будто самого себя. – Ведь признаваясь – в первую очередь признаёшь что что-то скрывал. Унылый кивок в сторону совести. Страшно жить, когда есть тайны.