– Кеды, – ответил Сашка, – обувь такая.
– Японские, наверное? – поинтересовался милиционер, – носи пока!
Александра увели в подвал и закрыли в тесной, холодной камере, с тусклой лампочкой под потолком. Перед тем, как захлопнуть дверь, милиционер развязал руки и бросил на пол его грязный пиджак:
– Отдыхай!
Громкие шаги представителя власти вскоре затихли.
Через щелочку в двери Александр увидел часового, – хмурого дядьку, вероятно из шахтной охраны, стоящего напротив двери в его узилище.
Старший лейтенант госбезопасности
Сашка сел на узкий топчан, прибитый к стене.
От пережитых событий он никак не мог собраться с мыслями и не мог нащупать ту ниточку, по которой можно было добраться до сути происходящего.
– Что же это получается? – пытаясь разложить по полочкам спутанные мысли, начал соображать Александр. – Мы залезли под скалу двадцать первого августа семьдесят шестого года, и я помню, что это была суббота. А вылезли и проснулись в стогу двадцать третьего августа тридцать восьмого года во вторник. Вернулись назад на тридцать восемь лет, – Сашка поёжился, представив эту временную пропасть, – в нашем семьдесят шестом всё понятно и привычно, а тут – какой-то ужас! Кто я теперь, что будет со мной дальше и куда уехал Мишка? Вообще, нахрена нам всё это было нужно? Ещё там наверху, возле этих исписанных камней, когда Михаил спустился в пещеру, сердце так заныло: – «бросьте вы это дело, возвращайтесь домой!» Но не послушались и вот финал! А тут ещё милиционер вдруг решил, что я японский шпион! Так и расстрелять могут запросто! В тридцать седьмом помнится, через одного по статье шпионаж к стенке ставили.
Александр заметался по камере, как зверь в клетке:
– Что делать?
Он постучал в дверь камеры.
– Чё надо? – донёсся ленивый отклик часового.
– Воды дайте, невмоготу пить хочется!
– Не велено никуда отлучаться!
– Тьфу ты! – выругался Сашка, – «чё надо, не велено» – передразнил он мужика.
Поднял пиджак, отряхнул, лёг на жесткий топчан, подложив пиджак под голову. Мысли теснились, налезая одна на другую:
– Надо бежать из этой деревни и с этой станции! Бежать куда угодно! Наверное, дома у родителей, до сих пор прежнее – настоящее время? А где оно сейчас настоящее? – выплыл из глубины воспалённого сознания вопрос.
Сашка вскочил с топчана, и вновь забегал по камере:
– Вот я здесь, избитый, но живой, вроде не сплю, могу себя ущипнуть и проверить, что происходящее не сон, – он ущипнул себя за ухо, – нет, не сон! На дворе август тридцать восьмого года, а я родился в сорок восьмом. Тогда кто эти люди, милиционер, железнодорожник, часовой? Милиционеру на вид, лет сорок, выходит, что он родился в прошлом столетии. И в наше время ему, ему должно быть, под восемьдесят! Бойкий старичок, – горько усмехнулся Сашка, – вспомнив тяжёлый кулак милиционера и его кованые