И я бегу – куда глаза глядят.
Через полчаса я обнаруживаю себя на кладбище, на скамейке рядом с дедушкиной могилой. В истерике, я судорожно рассказываю дедушкиному памятнику, как я ненавижу свою жизнь, принесенную в жертву музыке…
Дедушкина фотография на памятнике совсем на него не похожа, он сам не любил эту фотографию и мама ее тоже не любила, но, по каким-то причинам, на памятник повесили именно эту фотографию.
Теперь, когда вся моя семья лежит под одним камнем, я заказала выточить на памятнике их всех молодыми – дедушку и бабушку с фотографии, где им около 40 с лишним лет, они там еще с еще лукавыми глазами…
И мамино великолепное изображение с доски почета, в таком же возрасте – и все они теперь на памятнике как-будто ровесники друг другу, и ровесники мне, ведь мне в этом году исполнилось 42.
Но тогда я рыдаю и жалуюсь непохожему на себя дедушке на маму, на ее драконовские порядки, на ее требования, на постоянные занятия, на жесткую критику, на сравнение меня с другими детьми – “Почему у Риты нормальные дети, а ты у меня идиота кусок?!”
Проходит час, два… Я выговорилась, выплакалась. Теперь меня постепенно начинает охватывать ужас от того, что ожидает меня вечером дома. Ведь мама же точно сходит с ума, она обежала всю музыкальную школу, она наверняка выскочила на улицу, сходила в магазин – “девятку”, спросила, не видел ли меня кто-то…
Наш городок – малюсенький, а наша “сфера влияния” еще меньше – от квартиры до музыкальной школы 5 минут, от школы до “девятки” – 3 минуты, а до кулинарии еще ближе.
Маму все знают, многие любят, некоторые боятся, некоторые завидуют, почти все восхищаются.
Она работает в одной и той же музыкальной школе (на тот момент) уже 22 года, она воспитала самых лучших учеников, которые, уже выросшие, продолжают к ней приезжать, или, как минимум, писать письма.
Бывшие ученики приводят на обучение уже своих детей.
Ее фото висит на доске почета лучших людей города, она стильная красавица, ее речь правильная и четкая, как у диктора на телевидении, она читает все самые лучшие книги и журналы (на нее музыкальная школа выписывает все советские журнальные издания, такие как “Нева”, “Иностранка”, “Красное Знамя” и прочие, а она их потом выдает, как в библиотеке, другим преподавателям), она играет с хором завода Электрон, все ее ученики без проблем поступают в училище, ее считают строгой, но справедливой…
Конечно, на меня распространяются совсем другие правила. Меня можно стукнуть нотами по голове иногда, или отлупить телефонным шнуром и напомнить о том, какое я разочарование.
И вот теперь я выкинула еще такой крендель – как же я могла решиться сбежать на кладбище в середине важнейшей подготовки к очередному конкурсу?!
Вечереет. На кладбище никого нет. Там