– Миледи, – выдохнул мужчина, сгибаясь в угодливом поклоне (и как у него спина не заболит?), – я так счастлив, что нашел вас! – Угу, давно не виделись. Но на лице я сохранила маску спокойствия и легкой заинтересованности. – Все уже готово к ужину, следуйте за мной!
К ужину? А не рановато ли? Часа четыре дня, не больше. Хотя кто их здесь, в этом Средневековье, знает. Я читала, заутреня часа в три ночи обычно служится (интересно, здесь христианство есть?), так что, может, и ужин в четыре часа начинается.
Я оглянулась на Ллевеллина. На мгновение мне показалось, что по лицу Ллвеллина проскользнуло какое-то непонятное чувство. То ли злоба, то ли тоска, то ли усталость. А впрочем, непонятно. И вообще, кто этих мужчин поймет? У них все не как у людей. Черное – белое, да – нет. А на оттенки серого и вариации типа «может быть» места не остается. Мозги, наверное, неправильно устроены.
Ладно, забудем. Ужинать так ужинать. Хотя, если честно, есть я совершенно не хочу. Буду, значит, как тот хохол из анекдота: «А шо не зъим, то пиднадкусую».
Мрачное лицо Ллевеллина только придавало оптимизма.
Похоже, аборигены решили меня не кормить, а откормить. На убой.
Это я поняла после того, как мужчина, присутствовавший при моем пробуждении (Спящая красавица, блин, нашлась!), вывел нас на какую-то площадь (искать ее среди однотипных домов-улиц пришлось долго), посреди которой был накрыт стол. Застеленный несколькими скатертями – из-под белой выглядывала красная, под ней виднелся краешек зеленой, а еще ниже высовывалась синяя кромка, – заставленный тарелками и украшенными чеканкой кувшинами.
Я осторожненько оглянулась по сторонам и тихо поинтересовалась:
– А где все?
– Простите, миледи? – вскинул на меня удивленный взгляд мужчина.
– Что я, одна ужинать буду?
Даже Ллевеллин в Замке меня никуда не посылал, вместе со мной завтракал, а тут я сама буду, что ли? И вообще, там же, в кувшинах этих, явно спиртные напитки имеются. Я как алконавт какой-то, одна квасить должна?!
– Вам нужны сотрапезники? – удивился хлебосольный хозяин.
Ну надо же, какой догадливый! Нет, одна я здесь давиться буду!
– Нужны.
Мужчина задумчиво почесал затылок, а потом вдруг гаркнул:
– Хайна!
Ой, ну и зачем так орать?
Я недовольно скривилась, потирая ухо, контуженное воплем деревенского старосты (так я про себя решила называть этого). Увы и ах, но мои ужимки заметил только Ллевеллин, на лице которого на мгновение проскользнуло что-то похожее на усмешку (пропало это что-то так же быстро, как и появилось, так что я даже не поняла, было ли на самом деле или мне показалось), – второе присутствующее лицо смотрело куда-то в сторону, а потому на бедную-несчастную меня никакого внимания не обращало.
Словно в ответ на эти выкрики где-то в дальнем конце площади оглушительно стукнула дверь, потом застучали каблучки, и на площадь выскочила запыхавшаяся