–Бред! – прервал его Данучи, хоть видел, что не лжёт. – Ты изобразил ребёнка.
–Так и есть. Тебе было четырнадцать.
–Нет, – замотал он головой, будто бы сам себя уговаривал не верить.
–Никто из нашего народа не рискнёт солгать тебе! Кто подтвердит, что художник пришёл в наш город пол века назад?
Вверх вспорхнула лишь одна рука, через секунду ещё пять, и, судя по выражению лица Алуара, их было меньше, чем рассчитывал. Многие не рискнули – ожидания не оправданы. Нельзя ожидать большего – может растеряться вкус ко всему.
–Ты вёл войну против нас. Ты и все короли, что правили людьми. Их мы не воспринимали всерьёз, как противников, а пред тобой боялись шевелиться.
–Почему? – спросил художник, хоть слышал на этот вопрос миллион ответов, но, почему не послушать ещё один.
–Потому что ты можешь покорить любую душу, а, значит, ты можешь всё! – сделал паузу и продолжил в другой манере. – Но сейчас всё иначе, теперь тобою правит меч, которым ты не научился проигрывать. Он мешает тебе жить. Причина темноты твоей души в нём. Ты ведь не знаешь, чью душу мы заперли в мече…
–Ложь! – зарычал Данучи. – Никто ещё не придумал тюрьмы для души! Причина не в мече!
–В чём же, если не в нём? – спросил он так, словно непоколебима его истина, спросил он, глядя сверху вниз.
–В том, что мне не дано помнить больше, чем последний год моей жизни. Я ни события не помню из того, что было два года назад, а ты мне про пол века. Таково моё проклятье, и не встретил никого, кто отведал большего наказания, чем я!
Данучи сделал несколько шагов вперёд. Сто воинов напряглись, мечи в их руках задрожали, а Алуар пал на колени и зарыдал так громко и так горько. Все эти пол века он искренне верил, что художник счастлив, нашёл покой, любовь и женские руки. Если бы он только знал, что за судьбу подарил художнику, то на коленях бы прощение просил, а не играл словами.
–Прости меня, прости меня, прошу! – сквозь рыдания просил он его, а солдаты вокруг оцепенели, не зная, что делать, ведь художник медленно, но верно приближался.
–Видимо, такова моя судьба, – ответил Данучи, не понимая, за что тот просит прощения.
–Разве, это судьба? – воскликнул Алуар и умоляюще взглянул в глаза художника. – Это не судьба, это её насмешка!
–Улыбнись, настоятель! Твоя смерть закончит войну!
–Конец войны? – запоздало оживился Алуар. – Ты уверен, что желаешь именно конца? Это, как убить душу смерти, и мы будем вечно жить под стометровым слоем насекомых.
–Прости, – прошептал Данучи, остановившись в трёх шагах.
–За что?
Вместо ответа чёрный меч мелодично взмыл над головой настоятеля, был жестоко обхвачен обеими руками, желал сорвать с плеч голову врага и сорвал бы, но Данучи отвлёк осуждающий взгляд. Взгляд невидим и неведом для Алуара и для всех собравшихся,