Я замерла на месте, глядя на неё с полуоткрытым ртом.
–– Вы имеете в виду… взятки?
–– Разумеется! Они же сплошь продажны, это все знают! Вы могли бы чего угодно добиться за деньги!
Эти слова пронзили меня с ног до головы. Ведь это правда! Я могу хотя бы попытаться… И как странно, что Констанс – всегда такая нежная, немного робкая – подсказала мне выход, до которого я не додумалась!
Я стала просто одержима этой идеей, я размышляла о ней день и ночь, составляла план действий. Полю Алэну открывать свои намерения я не собиралась: он бы сразу встал на дыбы, если бы услышал о том, что я отправляюсь просить чего-то у синих. Он даже ради брата на это был не способен. «Ну и чёрт с ним! – подумала я, досадуя на него. – Я сама всё сделаю, сама! Я никому ни слова не скажу!»
Лишь Аврора и Ренцо поедут со мной: Аврора – потому, что ей следовало узнать мир, а Ренцо надо было повидаться с родителями. И близняшек, и Филиппа я оставляла дома, под присмотром Маргариты.
И наконец, уже уезжая из Белых Лип, я вспомнила о Морисе де Талейране, большом вельможе при Старом порядке и министре иностранных дел при Республике. Он отщепенец, предатель, это так. Но он аристократ. Он, по-видимому, первый, к кому следует обращаться. К тому же я слышала, что он взяточник.
Пожалуй, даже когда мне было шестнадцать, и я ехала в Версаль, чтобы быть представленной ко двору, я не покидала Бретань с таким нетерпением.
3
Карета въехала во двор отеля Галифе на улице Варенн и покатила по аллее, контуры которой подчёркивались бордюром из кустов самшита. Волнуясь, я теребила маленькую сумочку. Ради сегодняшнего дня я приложила все усилия, чтобы выглядеть привлекательно, и добилась своей цели, но сердце у меня всё равно ёкало. Ведь от предстоящей встречи зависело буквально всё.
Лакей в серой с малиновым ливрее бросился к карете.
–– Мадам дю Шатлэ? – осведомился он почтительно.
–– Да. Мне назначено на полдень.
–– Господин министр ждёт вас.
Лакей помог мне выйти и проводил в роскошный вестибюль, где руки горничной приняли мой плащ. Я оглядела себя в зеркало. Узкое изящное платье из тафты медового цвета сидело на мне безукоризненно, чёрные глаза сияли даже сквозь чуть приспущенную золотистую вуаль. А уж шляпа – это было произведение искусства: широкополая, из мягкого светлого фетра, с пышными перьями цапли и алмазом на тулье. «Пожалуй, мне идёт нынешняя мода, – подумала я. – Хотя раньше я очень тосковала по фижмам и кринолинам Старого порядка».
–– Прошу вас, мадам дю Шатлэ.
«Мадам», «господин министр»… Талейран, похоже, продолжал жить так, как было принято при Людовике XVI. Он даже лакеев, как я сейчас убедилась, наряжал в ливреи цвета своего герба, хотя, наверное, знал, что это запрещено. Ну, а если не запрещено, то зазорно для министра Республики.
И