Геннадич стукнул в железную дверь, и, не дождавшись разрешения, широким шагом ворвался в кабинет начальника.
– Вот, Сергеич, – профессор потряс стопкой листов над головой. – Есть. – Глаза его блестели и казались глазами одержимого. От резких импульсивных движений тело его дергалось. – Есть, голубчик. Есть.
Он с ходу опустился на стул, приставленный к письменному столу. За столом громоздился тучный пожилой мужчина, с изрытым угревой сыпью широким лицом, с приплюснутым носом и с тяжелым взглядом. На его широком лбу, пропаханном морщинами, выступала испарина. Ворот синей рубашки под бычьей шеей был расстегнут на две пуговицы. Он сидел, положив руки на стол, и держал в них, обернутую в газету, книгу.
Директор поднял голову, книга легла на стол: «Геннадич, дружище, что у тебя с лицом? – Голос звучал дружелюбно и вовсе не громоподобно и не утробно, как можно было предположить изначально, сообразуя с габаритами и фасадом. – Что-то интересненькое вычитал?».
Профессор замотал головой. Директор приподнял бровь.
– Гляди, – Геннадич бросил бумаги на стол. Быстрым движением Сергей Николаевич взял верхний лист. Геннадич вскочил со стула, обежал стол и встал у него за спиной.
– Вот, – он ткнул дрожащим пальцем на спутниковый снимок, – видишь?
– Да, – протянул директор, рассматривая картинку, – интригует. Вспахано словно плугом.
– Именно, – задохнулся Геннадич, – как при приземлении, а не как воронка при падении.
Николай Сергеевич обернулся на профессора. Тот самодовольно взирал на него сверху вниз, плотно сжав губы, и качал головой, подтверждая тем самым догадку, которую увидел во взгляде коллеги. На несколько секунд директор задумался, затем снова обратился к снимкам. Принялся быстро их перебирать и раскладывать в хронологическом порядке. Геннадич не мешал, он внутренне ликовал и опасался, что не сдержится и взорвется, словно газовый гигант, превращаясь в сверхновую.
– Дата, – вдруг изумленно прошептал Николай Сергеевич и взглянул на следующий снимок. – Дата, – повторил он громко и обернулся к коллеге с вопросительным и одновременно недоуменным взглядом. – Геннадич! Снимки то тухлые! – воскликнул он с обидой в голосе.
Геннадич изменился в лице, словно всесоздатель за такую оплошность сразу накинул ему десять лет сверху. Ученый сдулся, наморщил лоб, растерянно поправил очки и уставился на снимки. От радости он забыл взглянуть на циферки в нижнем правом углу каждого снимка. – Катахреза, какая-то, – прошептал он побелевшими губами.
Глава 3. Сбор
Пять