Насчет моей отставки, которой Туркелов так меня напугал в начале, полковник ничего сказать не мог. Он начал вести странные отвлеченные рассуждения о том, что Фонд всегда был недоволен мной и вообще всем генералитетом. Что Фонд всеми силами хочет, чтобы армия Эскадроля также была ему подконтрольна, и у него непомерные притязания на власть. На мои замечания о том, что Фонд лишь организация Императора, которую он может распустить по первому своему желанию, и о том, что Император доверяет мне, полковник высказал некоторые сомнения. Мы всегда были с ним в попустительских отношениях, а потому он мне прямо сказал, что Императору до своего Фонда Управления и Спасения никакого дела нет. До Военной Администрации тоже, потому что она занимается лишь военными кадрами внутри пространства и поставками на фронт. Император заботится только об оперативной военной ситуации, а на остальное ему чихать. Эти мысли моего полковника мне крайне не понравились. Особенно учитывая то, что Туркелов всегда добывал достоверные сведения.
В конце концов, Туркелов с неудовольствием и смущением признался, что сведения об отставке не совсем достоверные и построены по большей части на слухах. Я уже мало слушал его, все больше погружаясь в состояние лихорадки, доходящей до злости, а потому отвечал односложно.
Тут наш разговор, медленно увядающий без более подробной информации, был прерван басистым криком:
– Эх, народ эскадрольский, погуляем, машинкой прославляемые!
Решили веселиться. Один рабочий залез на трактирную сцену и громко запел:
Свитит месяц,
Свитит ясный,
Свитит ясная звезда!
Танцем буйным и прекрасным заливается земля!
Танцем буйным и прекрасным заливается земля!
Свитит месяц,
Свитит ясный,
Свитит белая луна!
Осветили путь-дорожку мне до милого двора!
Осветили путь-дорожку мне до милого двора!
Раз налево! Раз направо!
Левой, правой мы идем!
И подскакиваем быстро,
Веселимся и поем!
Раз налево! Раз направо!
Левой, правой мы идем!
И подскакиваем быстро,
Веселимся и поем!
Мне не спится,
Не лежится,
И