– Не позволяй ангелу прикоснуться к тебе, пока ты не будешь к этому готов,– поразмыслив, поправился мужчина, нарушивший тишину летней ночи.
Он был довольно красив, насколько позволяла определить темнота, хотя и в летах, особенно по местным меркам. Густые тёмные волосы были зачёсаны назад, посеребренные сединой виски бликовали в отблесках костра. Лицо задумчивого мужчины украшала аккуратная бородка.
– И когда я пойму, что готов?– уточнил худенький мальчик, сидевший напротив. По большим тёмным глазам, точь-в-точь как у его собеседника, можно было догадаться, что это отец и сын. Мальчику было почти восемнадцать, но из-за худобы и чересчур тонких черт лица ему едва можно было дать пятнадцать лет.
– Ты уже будешь тем, кем должен стать. Но до этого ты уязвим, как…
– Как человек?
Мужчина вздрогнул и улыбнулся.
– Да, Кристиан, как человек.
Мальчик хотел было возразить, что он пока и есть человек, но вместо этого помолчал, а потом спросил:
– Ты любил маму, отец?
– Нет.
Вновь повисло молчание. Не напряжённое, а простое, будничное. Похоже, эти двое привыкли разговаривать через паузы.
– Анна была прекрасным человеком,– добавил наконец мужчина,– Прекрасной женщиной. Для меня она была особенной. Иначе тебя бы не было…
Мальчик молча покивал головой. Длинные волосы упали ему на лицо – он резким движением, почти с досадой, отбросил их назад. Мужчина с улыбкой проследил за ним – это движение кого-то ему напомнило.
– Я не мог её полюбить,– продолжил отец,– Я знал, что это невозможно… для меня. Но она всё поняла. И на всё согласилась.
– Соседи были уверены, что ты – мамин муж, и что ты на заработках в городе, – подхватил Кристиан.
– Она была единственной, с кем у меня могло быть будущее. Ты. Наше с ней будущее.
Повисла очередная пауза. Отцу с сыном явно некуда было спешить.
– Когда я стану таким как ты?– нарушил молчание мальчик.
– Не спеши. В выбранном возрасте тебе жить целую вечность. Тебе многому нужно научиться. Самое главное…
Вдали заухала сова. Мальчик с прежней досадой медленно обернулся на звук.
– Главное – не позволяй ангелу к себе прикоснуться.
* * *
Москва вдохнула осень полной грудью. Прохладный воздух позвякивал хрустальными лучами слегка озябшего белого солнца. Упоительный малиновый звон можно было расслышать за шуршанием шин многочисленных автомобилей и топотом толпы, несущейся по улицам бесконечным потоком. Расслышать было можно, но никто даже не пытался. Никто, кроме молодого парня в кричаще модной джинсовке, который стоял, прислонившись к стене, лицом к одной из старейших улиц города, блаженно щурясь на яркое, но холодное солнце, будто и правда к чему-то прислушивался… Неожиданно он вытащил из кармана дешёвую зажигалку, задумчиво повертел в руках, сокрушённо вздохнул, убрал её обратно и, сунув руки в карманы джинсов, медленно побрёл прочь.
Москва пела голосом Валерия Меладзе, доносившимся от одного из многочисленных торговых центров.
"… Я сошёл на землю,
А она осталась где-то здесь,
Чуть ниже небес…"
Его тоже мало кто слушал внимательно. Разве что водитель чёрной "Тойоты", застрявший неподалёку в пробке, задумавшись, постукивая пальцами по рулю, начал бессознательно подпевать. Впрочем, мгновенно спохватившись, он чертыхнулся, нетерпеливо просигналил, нервно закрыл окно и включил радио, откуда донеслось тоскливое "Ты будешь вечно со мной" ДДТ. Мужчина в сердцах изо всех сил ударил рукой по рулю. Поток машин наконец сдвинулся с места.
Москва манила на свои улицы прочь из душных башен. Но были те, кто на провокацию не поддавался. Например, студентка журфака, обитавшая на последнем этаже особенно серой и душной девятиэтажки, несмотря на то, что до диплома, как справедливо заметил сосед студентки, был ещё целый учебный год, решила немедленно засесть за этот самый диплом. Сосед, болезненно худой парень, обозвал соседку параноиком и сбежал на улицу, дабы не видеть удручающего зрелища корпящей над дипломом однокурсницы.
"Не ходи",– неслышно попросил кто-то.
"Иди!"– властно потребовали сразу несколько голосов. Парень не услышал, а может, сделал вид, что не слышит, однако пошёл.
А вместе с ним по улицам пошли сотни человек. Пошли, понеслись, побежали. Поехали. Солнце медленно клонилось к закату, а Москва в своей осенней эйфории не унималась – подгоняла, звала, неслась рядом вприпрыжку.
Задыхаясь от быстрого бега, молодой темноволосый мужчина, одетый в джинсы и новенькую кожаную куртку, на миг остановился и, облокотившись на кирпичную стену, пытаясь унять бешенное сердцебиение.
Времени оставалось катастрофически, смертельно мало.
Лихорадочный