– Да я и свистеть не умею, – скривила губы Марфа.
– Я и говорю, дурёха, – беззлобно повторил Макарыч. – У тебя образование-то есть?
– Есть, я факультет управления окончила в этом году. Папа хотел, чтоб я ему в бизнесе помогала. А раньше мы с мамой хотели, чтобы я в институт культуры поступала, – тоскливо вздохнула девушка. – Вообще я вначале нормально училась, даже интересно было. А потом с Пьером познакомилась, ну и закрутилось всё. Еле-еле доползла до четвёртого курса.
– Так он ещё и Пьер, – усмехнулся Михал Макарыч.
– Вообще-то он Петька, но всем представляется Пьером.
– Туды его в качель, развелось пакости. И как только земля носит таких?
– Остынь, Макарыч, не кипятись. И что ты делать собираешься, девонька? – Нина Петровна увела разговор в безопасное русло.
– Мне теперь жить негде. К папе возвращаться не хочу, да и стыдно. Отец, когда я уходила к Пьеру, вопил, как резаный, стены реально тряслись. Мол, пусть твой ублюдочный Петька тебя содержит, а не на мои баксы рот разевает. Пьер меня к себе и привёл, у него хоромы неплохие, в центре города, с подземной парковкой и охраной. Год я там хозяйкой жила. А теперь что? У него в постели чужая задница торчит, а мне хоть вешайся, – всхлипнула Марфа, сцепила тонкие изящные руки с просвечивающими голубоватыми венками руки на коленях и замерла в позе вселенской скорби.
– Ну вешаться ты всегда успеешь, да и план по рыданиям, по-моему, вчера перевыполнен. А снимать квартиру не думала?
– На какие шиши? У меня и так на карточке почти ничего не осталось. Петька, он вообще-то прижимистый, деньгами не бросался. Продукты покупал сам, на шмотки отсыпал немного, да на косметичку, вот и всё. Ещё по пьяни щедрым был: удавалось выцыганить денежек на обновку.
Жёсткие тёмные волосы, примятые со сна, делали девушку похожей на встрёпанного воробья, которого злая кошка не подпускает к кормушке. Он злится, издавая недовольное «джив-джив-джив» и зорко поглядывая на обидчицу: «А вдруг, отвернётся, и лакомые крошки достанутся терпеливой птичке».
– Я к маме думала уехать, а она сказала, что ей предательница и лентяйка не нужна, – шмыгнула носом Марфа.
– А мама у нас кто? И где?
– Мама в Чехии живёт. Она от отца ушла, когда мне пятнадцать было. Папа ей изменил, а она узнала и не простила. Собрала свои личные вещи и дверью так шандарахнула, что все соседи слышали. Отец обозлился и при разводе ей ни копейки не дал. Сказал, что она дура и будет ещё у него в ногах валяться. Мама тогда меня с собой звала, а я, – Марфа замолчала.
– А ты деньги предпочла, так?
– Ну да, – с вызовом глянула на супругов девушка. – А что, нужно было копейки считать? Есть макароны с тушёнкой? Я, конечно, маму люблю, но жить в съёмной комнате, брр…
– Любовь, Марфуша, и не такое терпит. А ты маму, получается, за кусок грудинки продала.
– Какой ещё грудинки? Я мясо не ем,