– Сейчас у нас развелось много этих подонков-наркоманов. У них мозги набекрень. Ни морали, ни цели в жизни, им нужны одни только дешевые встряски. Это наследство эпохи, которую называли иногда «не суйся не в свое дело». Наверняка убийца – один из наркоманов. Клянусь, Джордж, мы найдем его.
Джордж снова опустил голову. Отпил из стакана.
Затем, обращаясь больше к себе, чем к Ломену, снова начал:
– Эдди играл там, на заднем дворе, смеркалось, он всегда там играл, мы могли видеть его из любого окна…
Голос его затих.
Ломен с явной неохотой отправился на второй этаж, в спальню, посмотреть, как чувствует себя Нелла.
Она полулежала на кровати, опираясь на подушки. Рядом с кроватью на стуле сидел доктор Джим Уорфи. Он был самым молодым из трех врачей, практиковавших в Мунлайт-Кове, ему было тридцать восемь. Это был солидный человек с аккуратной бородкой, в очках в металлической оправе и с непременным галстуком-бабочкой.
Докторский саквояж стоял на полу у его ног. На шее висел стетоскоп. В данный момент он заполнял необычно большого размера шприц золотистой жидкостью из флакона с лекарством.
Когда Ломен вошел, Уорфи обернулся. Их глаза встретились, и они поняли друг друга без слов.
Услышав шаги Ломена или догадавшись о его приближении как-то иначе, Нелла Валдоски приоткрыла красные, опухшие от слез глаза. Она сохранила до сих пор свою привлекательность и прекрасные светлые волосы. Грубая природа не могла вылепить такое тонкое лицо, оно могло быть только шедевром гениального скульптора. Мягким, подрагивающим голосом она произнесла его имя:
– О Ломен!
Обойдя кровать, он приблизился и взял ее руку, протянутую к нему. Рука была влажной, холодной и дрожащей.
– Я собираюсь дать ей транквилизатор, – сказал Уорфи. – Ей надо успокоиться, а еще лучше – заснуть.
– Я не хочу спать, – отозвалась Нелла. – Я не могу спать. После этого… ни за что… никогда после этого.
– Успокойся. – Ломен слегка сжал ее руку. – Доктор Уорфи хочет тебе добра. Тебе будет лучше, Нелла.
Много лет Ломен был влюблен в эту женщину, жену своего друга, но ни разу не позволил своему чувству вырваться наружу. Он всегда убеждал себя, что это всего лишь платоническое влечение. Но, глядя на Неллу сейчас, он понимал – за этим влечением всегда была страсть.
Правда, тут нужна оговорка – теперь он не чувствовал ничего подобного, все было в прошлом, в его памяти. Любовь, страсть, его приятная меланхолическая привязанность исчезли, как и большинство других эмоций; он помнил о чувстве к Нелле, но оно принадлежало другому Ломену, который давно исчез, испарился, как душа, покинувшая мертвое тело.
Уорфи положил шприц на туалетный столик. Засучив рукав сорочки Неллы, он перетянул ее предплечье жгутом, чтобы сделать укол в вену.
Ватным тампоном, пропитанным спиртом, он протер