– Я дёшево не отдам.
– Ай, не нада дёшева! Я дорага дам! – оживилась ещё более старая карга. – Пашли, пашли, карасавица! Я наперёд деньги атдам!
Она повлекла Зою под арку, здесь же, рядом, зыркнула по сторонам.
– Чево у тебя, карасавица?
– Серьги чистые, цепочка и перстенёк с камушком, изумрудом. За всё хочу триста пятьдесят тысяч.
Цыганка заглянула ей в глаза, словно плеснула ворожбы, преувеличенно изумилась, заквохтала:
– Ай, ты чево, раскарасавица! Ай, как многа просишь! Триста дам. Всё, чево есть, атдам – триста тысяч!
Зоя торговаться всё же не умела. Да и этого тоже с лихвой хватит. С меньшей лихвой, но хватит и даже ещё останется.
– Ладно, давайте.
Старуха залезла грязной пятернёй в золотых перстнях за пазуху, пошарила в её необъятных закромах, вытащила на свет газетный свёрток.
– Считай, карасавица. Здесь ровна триста.
Зоя развернула обрывок «Московских новостей» – тугая пачка хрустящих тысячерублёвых купюр. Пересчитала – ровненько триста штук, без обмана. Зоя, как деловая, две-три бумажки на свет просмотрела.
Провернув операцию, толстая цыганка упорхнула как мотылёк: раз – и нету. Зоя улыбнулась: вот шустрый народ. На душе её стало чуть легче. Всё, думать и жалеть уже поздно – дело сделано, деньги добыты. Теперь можно слегка и пообедать – время далеко за полдень. Она резонно подумала, что сразу деньги класть в условленное место не след: в их проходном подъезде шпана часто поджигала газеты в почтовых ящиках, вскрывала их. Нет, надо ближе к шести.
Зоя изобрела ушицу из минтая, настрогала огурчиков и зелёного луку на салатик, заварила свежий чай. Попивала в комнате, угнездившись в кресле. Теперь, когда денежная лихорадка кончилась, вязкие мысли снова заполнили голову, угнетали настроение. Кто же это украл Игоря? Зачем? За что такое свалилось на них? Чем прогневили они Бога?..
Сейчас бы помолиться, но не было умения. Хотя своеобразный иконостас в квартире имелся. На средней полке стеллажей к корешкам зелёных с золотом томов Достоевского прислонены маленькие штампованные иконки: Казанская Божия Матерь, Господь Вседержитель, святая мученица Зоя. А сбоку, над телевизором, висело ещё и большое распятие, очень впечатляющее. Его сделал сам Игорь в университетские годы по гравюре Дюрера, когда ненадолго увлёкся резьбой по дереву.
Он вообще в жизни много чего перепробовал: и рисовал, и выпиливал, и выжигал, и лепил, и даже вышивал гладью. Во всём взблёскивал подобием таланта, но терпением его Бог обидел, он быстро угасал, бросал начатое, терял интерес. Распятие так и осталось единственным свидетельством способностей Игоря к искусной резьбе по дереву.
Зоя вспомнила, какая история с этим распятием вышла на свадьбе-новоселье. В новой квартире одним только украшением на голых стенах и был деревянный Иисус Христос на кресте. И вот декан факультета Щурьев – пригласила его Зоя мимоходом,