– Слова царя дошли до Мелеагра, и он пришел в ярость.
В то утро он запрыгнул ко мне на циновку, прижался носом к носу. «Доброе утро», – сказал он. На коже запечатлелся жар его тела.
– Он сказал: «Тогда я больше не буду за тебя биться». И ушел домой искать утешения в объятиях жены.
Кто-то дернул меня за ногу. Лежащий на полу Ахилл ухмыльнулся.
– У Калидона были непримиримые враги, и когда они услышали, что Мелеагр более не будет биться за Калидон…
Дразнясь, я пододвинул ногу чуть ближе к нему. Он ухватил меня за лодыжку.
– Враги напали на Калидон, и город понес страшные потери.
Ахилл дернул, и я чуть было не свалился со стула. Чтобы не упасть, я обеими руками вцепился в деревянный каркас.
– Тогда жители пришли молить Мелеагра о помощи. И… Ахилл, ты слушаешь?
– Да, отец.
– Нет, ты не слушаешь. Ты мучаешь беднягу Филина.
Я постарался принять мученический вид. Но чувствовал я только одно – прохладу там, где на лодыжке еще миг назад были его пальцы.
– Что ж, и ладно. Меня уж в сон клонит. Конец расскажу в другой раз.
Мы встали и пожелали старику доброй ночи. Но едва мы хотели уйти, как он сказал:
– Ахилл, ты бы присмотрелся к той русоволосой девице с кухни. Говорят, она давно караулит тебя под дверями.
Это падавший от очага свет так переменил его лицо? Трудно было понять.
– Как-нибудь в другой раз, отец. Спать хочется.
Пелей хохотнул, будто услышал шутку.
– Уж она-то тебя точно разбудит.
И замахал рукой – идите, мол.
Пока мы шли в покои, я почти бежал, чтобы поспеть за Ахиллом. Мы молча умылись, но во мне засела боль, будто от гниющего зуба. Я не мог все так оставить.
– Эта девушка… Она тебе нравится?
Ахилл обернулся ко мне:
– А что? Она нравится тебе?
– Нет, нет, – покраснел я. – Я не об этом.
Так неуверенно я чувствовал себя только на заре нашей дружбы.
– Я хотел узнать, ты хочешь…
Он подбежал ко мне, толкнул на лежанку. Склонился надо мной.
– Меня уже тошнит от разговоров о ней, – сказал он.
Жар взметнулся по шее, облапил лицо. Его волосы окутали меня, и я чувствовал только его запах. Зернь его губ была, казалось, в волоске от моих.
И вдруг, точно так же, как и утром, он исчез. И уже в другом конце комнаты наливал себе последнюю чашу воды. Лицо у него было безучастным, спокойным.
– Доброй ночи, – сказал он.
По ночам, в постели, мной завладевают видения. Они начинаются во сне, принося с собой ласки, от которых я, дрожа, просыпаюсь. Но даже наяву они не оставляют меня – рябь от огня на шее, влекущий за собой изгиб бедра. Руки – крепкие, нежные – касаются меня. Я знаю эти руки. Но даже там, укрывшись во тьме под веками, я не могу облечь в слова то, на что надеюсь. Днем я теряю покой, не нахожу себе места. Но сколько бы я ни расхаживал туда-сюда,