Он насильно влил в меня бульон, заставил съесть большой кусок курицы и только после этого сказал, тяжело дыша и запинаясь:
– Из моего дома, никуда не заходя, поедешь на своём осле в Рустави. Ни в коем случае не показывайся в Телави… В Тбилиси ещё опаснее. Из Рустави послезавтра утром пойдут три грузовика с вином. Они идут в Баку, покажешь мою записку завгару, он тебя пристроит в машину… Из Баку поездом до Ростова, там автобусом. Я согласовал задним числом твой перевод в совхоз «Цимлянский рассвет». Сразу придёшь к директору – Плаксюре Ивану Ивановичу, он тебя отправит на дальний хутор… Переждёшь.
Я молчал, пытаясь понять, что же произошло.
– Ухожу… на пенсию мне пора, Баграт, я бесполезен и пуст как ветхий бурдюк, – покачал головой Соломон и мне стало видно, насколько он стар и раздавлен страданием. Его толстая нижняя губа отвисла ещё больше, и теперь напоминала ковш экскаватора, а мутные глаза смотрели безжизненно.
Стоявшая в дверях Анна Ициковна тихо заплакала.
– Я попрощаюсь с Костей, – начал было я, демонстрируя глупость и недогадливость.
– Нет! – Возвысил голос Миль. – Обещай, что сделаешь в точности так, как я сказал. Ты уедешь немедленно!
– Котэ арестован, – еле слышно сказала Анна Ицковна. – Он теперь вредитель и враг народа.
– Погодите, – начал догадываться я. – Это же ошибка! Костя? Ну, смешно!
– Ничуть не смешно, – помотал головой Миль. – Я был в Тбилиси. Товарищ Серго Гоглидзе раскрыл заговор. Я был у Шио…
Соломона передёрнуло, как от выпитой рюмки крепкой чачи.
– Ничего больше не спрашивай, просто уходи, – с этими словами Миль достал перехваченные бечёвкой документы, необходимые для перевода, положил сверху несколько купюр – мой расчёт, добавил ещё одну – от себя, и вяло махнул рукой.
Когда я покидал его двор, Анна Ициковна шепнула мне на ухо:
– Забрали Славу Яхно, бухгалтершу Николашвили и двух её сыновей – Григория и Михаила. Про тебя спрашивали. А Моня ответил, что такой у нас не работает, до паводка перевёлся из Самтреста в Ростов. А куда точно, не известно…
Контрадзе забрали самым первым, в четыре часа утра, те же самые серые люди, что были здесь в феврале. Константин жил не в совхозном бараке, как я, а в небольшом доме, одиноко стоящем прямо у края саветийских виноградников. Домик достался ему от деда, который сторожил здесь посадки князей Василишвили, древних грузинских тавадов. И, хотя формально, дом принадлежал князьям, выгнать старика отсюда никто не посмел, а пять лет назад Константин поселился здесь после окончания сельскохозяйственного техникума в Тбилиси. Благодаря собственному дому, Контрадзе, и без того полный обаяния, считался среди девушек очень перспективным женихом, не то, что я. Костю подняли с постели, не дав одеться, вывели из домика на улицу и затолкали в закрытый брезентом кузов грузовика.
Вопреки наказу Соломона Ионовича, я не уехал сразу в Рустави. Рассудив,