Я поведаю о центральной фотографии, а о двух других расскажу позже. На старом снимке, а на нём стоит дата – август 1924 года, на фоне огромного платана расположилась группа из семидесяти подростков, выпускников первой Тифлисской гимназии. В центре – пожилой седовласый директор с пышными усами и десяток преподавателей. Моя радостная (да чего уж там – наглая) физиономия видна в первом ряду с левого края. Для мамы, уставшей от постоянных жалоб классного руководителя на моё поведение, этот день стал настоящим праздником. А я, думавший поступить в сельскохозяйственное училище, где, наконец мог бы заняться делом, но не историей и русской грамматикой, ощущал себя свободной птицей, парящей над морским побережьем.
Впрочем, сама фотография ценна для меня не тем, что она запечатлела, а тем, что произошло в тот же день вечером. Решив, как следует отпраздновать мой выпускной, мама с тёткой Агинэ приготовили сытный обед с хинкали, домашним сыром мотал, арисой и моим любимым наваристым хашем. На сладкое были чурчхели, а тётка испекла большой сдобный калач. Но в доме не оказалось вина, а ведь мама обещала, что я буду участвовать в застолье на правах взрослого мужчины именно в день окончания гимназии, а потому она, всегда державшая слово, отправила сестру в лавку, что рядом со складом, где хранились запасы вин князя Багратиона-Мухранского. Гулаб, которой шёл восемнадцатый год была не просто красива, а цвела тем особым обаянием, которое присуще только армянским девушкам в период их самой первой молодости. Редкий мужчина, даже старец, не оборачивался на проходящую по улице Гулаб, стараясь разглядеть за опущенными густыми ресницами её тёмно-карие глаза.
Я вынужденно отправился за сестрой, поскольку не мог найти себе место ни в доме, ни во дворе, путался под ногами у мамы и толкнул под руку тётку, отчего она расплескала молоко. Меня выставили за ворота, и я помчался по улице вслед за Гулаб на винный склад. После семнадцатого года качество вина в республике несколько снизилось, но Мухранские склады в Тбилиси хранили тысячи ящиков высококлассных вин, многие из которых были выделаны ещё при жизни самого князя Иванэ.
Мы бежали по горячим мостовым Гвинис Агмати, Винному подъему, мимо десятков чайных, ресторанчиков и харчевен, стены которых были выложены речной галькой, лавировали между коровьими и лошадиными лепёшками, уворачивались от ишаков с повозками, набитыми дынями; люди оглядывались на Гулаб с улыбками и восхищением. Вокруг сновали молодые грузины в чёрных кафтанах и деловитые армяне в коричневых армяках, седые еврейки тащили наполненные снедью корзины, девушки в пёстрых платках и соломенных шляпках спешили на свидания, а чумазые дети путались под ногами. Всё было пронизано светом и радостью, и никто не знал,