Но, конечно же, осталися и таковские, что всё им нипочём. Ничегошеньки-то им не страшно и не мерзостно. Берут и пьют, берут и пьют. Чего ж им голова мёртвая на наклейке, когда они политуру жрут, керосин хлебают, всякие тараканьи отравы водой разводют да заместо тараканов сами вовнутрь себе льют. Пошла намеднись до хозмагу, дайте, спрашиваю, того снадобья, что стёкла до жгучего блеску хорошо так очищает. Нету, отвечают, бабка, всё выпили алкаши проклятые, прости, Господи, за слово злое, да справедливое.
Ну так вот, слушай, Митрий-Димитрий, далее. Решился тогда полномочный человек на самое крайнее, распоследнее средство. Позабыл он про жалость, распалил сам себя гневом праведным и указ издал строжайший: поставить цену на водку треклятую по гривеннику за бутыль, по пятачку за чекушечку, а на всякие коньяки да вина заморские – по пятиалтынному, это, значится, по пятнадцати всего копеек.
Чего тут начало-о-ся! Кинулися все пьянчуги со своими остатними медяками в магазины винные, начали хватать банки с черепами, принялись лакать, словно собаки, водку жадно и без удержку, и все враз, касатик ты мой, сгорели, умерли и сгинули…
И что ты думаешь? Чистота такая в городе том удивительном объявилася, такая культурная и радостная жизнь. Магазины винные вскоре позакрывать пришлося за ненадобностью, а чтоб даже память об ихнем вредоносном существе изничтожить, посносили те магазины под корень тракторами мощными, а на местах освобождённых фонтаны понаделали, и лились в тех фонтанах струи пенные из воды сладкой газированной да из соков виноградных и мандариновых – подставляй посудину какую-никакую да пей сколь хочешь на здоровье и радость. Вот такая сладкая жизнь пошла, касатик ты мой ясноглазый.
– А пиво? Пиво тоже совсем исчезло? – на полном серьёзе спрашивает тревожно мой сыночек. – Папа ведь пиво любит. Он зараз может аж шесть бутылок выпить. Без передышки! Я сам видал!..
Чёрт-те что! Вот стервец, позорит отца родного!.. Нет, надо решительно вставать…
– Пиво? Пиво, что ж… Пиво не водка, можно и оставить чуток, – неожиданно легко соглашается Алёна Дмитриевна.
Я с облегчением откидываюсь на диванную подушку и чуть ли не вслух удовлетворённо констатирую:
– То-то же!
Сказка продолжается.
– Ну, касатик ты мой, вот как дальше дело складывалось. Узнал весь народ про силу небывалую полномочного человека, поверил в него, возрадовался. Теперь, просят богатыря, возьмись, мил-друг, за самое тяжёлое геройство: очисти ты землю нашу от зловредных, разъевшихся паразитов-начальников. Спасу от них совсем уже нету – о народе не думают, о простых людях душа у них не болит, а лишь сами под себя гребут, дачи да дворцы себе белокаменные строят, на машинах казённых да собственных раскатывают и толстые зады свои трясут. А ещё, кричит народ-то полномочному человеку, мы вон в очереди за собачьей колбасой по два часа маемся, а начальники пайки из икры редкостной да колбасы копчёной