И захохотал, запрокинув голову.
Далеко от лавочникова двора Евдоким уйти не сумел – забился в репейную густоту под чьим-то забором да там и опустился на землю. В тихой ночи колотятся неугомонные кузнечики – кто кого перекует. Но зря стараются зелёные. Ничего-то Евдоким не слышит: чёрною кочергой согнулась в нём душа и оглохла.
Деревня угомонилась, спит. Одна только полоумная сорока расстрекоталась на чью-то погибель.
Когда Евдокима турнул кто-то под бок, не сразу понял бобыль, кому он ещё на этом свете понадобился. Но, разглядевши в темноте зелёные глаза, понял, что рядом Чернуха.
– Чего тебе, старая? – спросил Евдоким и добавил: – Не трогай ты меня. Дай помереть спокойно.
Коза, однако, не отошла. Опять лезет. Потянулся Евдоким обнять её, да никого рукою рядом не уловил. Глянул в сторону, а у забора чёрная старушонка стоит, почти с ночью слилась. Только хитрые глаза горят.
– С нами крестная сила! – перекрестился бобыль.
Старушонка же захихикала:
– Чо, батюшка, спужался? А ить тольки помереть хотел? Али я не так тебя поняла?
– Так, баушка, так! – опомнился Евдоким.
– То-то, что так! – вздохнула старая да спросила ещё: – Пойдёшь ли со мною, куда поведу?
– Пошто бы не пойти, – отвечает бобыль, – бояться мне нечего. Хужей того, что со мной стряслось, тебе не натворить.
– Тогда подымайся.
И повела старая Евдокима-живишника за деревню.
Руслом чистого ручья спустились они с крутояра и охладным берегом реки направились прямо к Чёрной скале. Идут ощупочкой, молчат от осторожности.
Дойдя до самой скалы, присела бабка на валунок передохнуть. Евдоким ждать остался. Но, сколько ни стоял бобыль, не видит, чтобы старая куда-то ещё торопилась. Осерчал живишник:
– Ты чо меня, старая, сюда на реку глядеть привела?!
Бабка опять засмеялась в ответ, будто коза заблеяла.
Не по себе стало Евдокиму, думает: «Язви её! Из огня да в полымя! Уходить надо!»
Повернулся уйти, видит: Чёрная скала перед ним надвое разошлась, светлая горенка внутри. Убранство в горенке простое, крестьянское: стол под льняной скатертью, лавки в полавошниках, половики тканые, у стены простенький сундучок поставлен…
– Житье ты мне тут, что ли, определяешь? – оглянулся бобыль на старую. Однако никого рядом не увидел.
Вроде бы и некуда деваться бабке! С одной стороны скала высокая, с другой – река глубокая. Постоял Живишник, погадал об новой странности и все же покорился случаю, вошел в горенку.
«Должно, хозяйка хочет, чтобы я тут её подождал», – подумал Евдоким.
Опуститься на чистые полавошники Евдоким не решился, а приткнулся было на простенький сундучишко. Но не успел он путём сесть, как хрустнуло что-то под ним и тонко зазвенело.
«Еще не лучше! – подскочил бобыль. – Поломал что-то!»
Однако зря он пугался. Видно, замок щёлкнул, потому как сама по себе отворилась сундукова крышка.
Евдоким