Галлюцинации пахли гарью и конским потом. Меня качало в седле, а копье так и норовило выскользнуть из рук. Плечи болели под тяжестью доспеха, шлем сползал на глаза. Впереди назойливо болталось знамя на древке. Летящий сокол. Войска Риваза Великолепного. Усталые, голодные и замученные длинным переходом.
– Анур, ты дрыхнешь, что ли?
– Нет.
– Подберись, мы уже на подходе.
Слова рассыпались, и голос затих, а я очнулась в избе на полу.
– Сдурела, окаянная, – шептал бледный смотритель, вытаращив на меня глаза. – Куда столько? Смотри, вся рубаха в крови из метки. Снимай, другую дам. Погоди. Видела его? Жив?
Шея горела так, будто я к ней утюг приложила. Я потрогала рукой и увидела кровь на пальцах. Рубаха на груди тоже была в крови
– Ты порезал меня, пока в отключке была?
– На кой? – нахмурился мужик. – Метка это. Али ты не колдовала раньше? Напряжёшься сильно – она кровоточит.
Да что там за метка? Я прощупала шею и нашла рубцы, как от шрамов. Из них шла кровь. Клеймо? Бред, клеймо не кровоточит. И пропустить момент прижигания кожи калёным железом я никак не могла. Куда теперь с таким сомнительным украшением?
– Зеркало дай.
– Говори, что с сыном! Ну!
Вот упёртый. Рассказывать, кроме глюка, было не о чем, вот я и выдала историю об Ануре, его лошади и знамени на копье. Услышав имя, смотритель обмяк и заулыбался. Так расчувствовался, что чуть слезу не пустил.
– Анур. Живой.
Я окончательно перестала понимать, что происходит. Кровь остановилась, рубашка испортилась в хлам, мне каким-то образом пригрезился сын мужика, которого я в первый раз видела. Ау, люди! Где я? Что со мной?
– Какое зеркало-то? – спросил мужик. – Колдовская ваша придумка? Амулет мой отдай. Пригодится ещё.
Мир перевернулся с ног на голову. Зеркало – колдовская ересь, а видения и кровь из клейма – обыденность. Может, я сплю? Да нет, ощущения слишком реальные.
– Во что у вас женщины смотрятся, чтобы узнать красивые они или нет? – хмуро спросила я. «Если не понимаешь, куда грести – плыви по течению». Хотя бы до тех пор, пока не станет видно, за что можно ухватиться».
– Ща, – кивнул мужик и бережно спрятал камень на веревочке обратно в карман. – Блюдо где-то у меня тут запропастилось. Тусклое уже и грязное, но рожу разглядишь.
Копался он в своих пожитках долго. Гремел утварью в сундуке, шарился под занавесками над печкой, и, наконец, вытащил на свет овальное блюдо с медным отливом. Подышал на него, протёр рукавом и сунул мне.
Отражение было как в кошмарном сне – смазанное и нечеткое, но даже по мутному силуэту стало понятно, что это не я. Совсем