Мне двенадцать. Иногда я специально иду другой, более длинной дорогой, чтобы увидеть, как сушит на балконе свои черные кружевные трусики «бесстыжая» сеньора Андреа. Но сегодня не такой день – я опаздываю.
Я прохожу мимо грязно-желтой стены, на которой висит портрет Марадоны. На нем следы красной помады, потому что какие-то сеньориты расцеловали плакат. Как обычно, шагаю мимо старой раскидистой жакаранды в узлах и трещинах – она старая, такая старая. Я знаю этот маршрут наизусть. Третий месяц я хожу сюда каждый вечер.
Во внутреннем дворике старики в спортивных костюмах подпирают животами круглый стол. Как всегда, они играют в карты, успевая коситься на телевизор, вынесенный прямо на улицу: идет повтор какого-то футбольного матча.
Увидев меня, сеньор Микаэль бросает игру. На его голове лежит носовой платок, которым он прикрывается от жары. Старик внимательно смотрит на меня, грузно опираясь на палку, которую использует вместо трости, и подзывает широкой ладонью с пальцами, желтыми от дешевого табака.
– Привет, gordi. – Меня бесит, когда он так меня называет, но я вежливо отвечаю:
– Добрый день, сеньор Микаэль.
– Опять несешь обед старому Чеме?
– Да, сеньор.
– Что сегодня? – он бесцеремонно заглядывает в пакет. – Эмпанадас?
– Да, сеньор, с мятой картошкой. И лазанья.
– Опять эта итальянская лазанья! Ты каждый день носишь ему обеды.
– Да, сеньор.
Старый Микаэль видит не так много новых лиц, ему не хочется меня отпускать. В его зубах зажата сигарета, и он неторопливо роется в карманах в поисках спичек.
– Ты знал, что танго было придумано здесь, в Ла Боке?
– Да сеньор, я это слышал.
– Я знаю Чему еще с тех пор, когда он был пацаном. Он уже тогда танцевал лучше всех. Ему были рады на любой милонге. Он великий танцор, наш старый Чема.
– Да, сеньор.
– Жаль, что с его ногами вышла такая беда.
Я молчу.
– Ему повезло, что социальная служба посылает к нему такого хорошего парня, как ты, маленький gordi. Ну, ладно, ладно, иди. Передай Чеме, я зайду к нему вечером.
– Да, сеньор.
Около квартиры дона Чемы пахнет сыростью и кошками. Я стучу дважды, прежде чем услышать, как тяжело он шаркает, чтобы открыть дверь.
В квартире, как всегда, тихо – только жужжит вентилятор, перегоняя полуденный зной из угла в угол. Старый ламповый телевизор что-то тускло показывает без звука. Через пыльные шторы пробиваются сонные лучи. На плетеном кресле сбился плед – видно, старый Чема ненароком уснул, пока ждал меня. Здесь уныло, но мне нравится. Давным-давно сеньор Чема был известным милонгеро. Сегодня про него никто не помнит, кроме таких же бедных стариков, как и он сам. О его прошлом напоминают только несколько плакатов на блеклых, выгоревших от злого солнца обоях. Я люблю смотреть на эти плакаты. На первом он держит красивую сеньору за талию, а на втором видно, как