На работе к нему в целом относились нормально, да и справлялся он с обязанностями вполне сносно, но, в конце концов, ему пришлось уйти. Его сломали бабы.
Повар – в значительной степени женская профессия. Кроме него самого в патэпэшной столовой мужчины не значились. И хотя в общении с ними Паша нисколько не нуждался, но женский коллектив – формация специфическая, в ней выжить нелегко.
Павел был молчуном и человеком малоэмоциональным (что и позволило ему продержаться целых полтора года), но бабские неврозы вкупе с общей совершенно тяжкой бессмысленностью рабочего процесса всё же вынудили его задуматься о смене обстановки.
В своё время я примерно так же обломался о женский коллектив в школе.
Сказать по правде, я не собирался идти в учителя по окончании педагогического института, прекрасно, отчётливо, всеобъемлюще понимая, что это совершенно не моё и что мне там не выжить.
Но нижнекамская реальность не предоставляла ничего взамен, год я просидел дома в тщетных и наивных попытках устроиться переводчиком, мать пилила и обрабатывала моё всё ещё неокрепшее сознание, никак не помогая в трудоустройстве практически, но в бесчисленных количествах рождая причудливые иллюзии о моём трудовом будущем. И, в конце концов, я сдался, решив попробовать смирение как вероятный жизненный вариант.
Мол, мир мудрее, а жизнь выведет на верную дорожку. Раз у меня есть диплом учителя, то к чему уклоняться от судьбы?
Ага, чёрта с два! Выведет тебя этот грёбаный мир, держи карман шире!
Выведет в смирившееся, но отнюдь не тихое, а даже очень нервное подразделение человеческой расы, которое работает за копейки и делает ближнему своему больно, потому что само получает кучу болезненных уколов со всех сторон.
Все выпускники педагогических вузов так или иначе опасаются детей. Этих жестоких и неразумных варваров. Но гораздо более удручающее впечатление на меня произвели коллеги. Все эти училки-неврастенички, ограниченные и туповатые стервы, готовые затеять скандал по любому поводу. Или, по меньшей мере, по любому поводу готовые залезть тебе в душу с нравоучениями, пояснениями и лживыми жалостями.
Ну и зарплата, конечно. Стыдно работать за те деньги, что платило мне в школе государство. Поверьте мне, в конце девяностых, а именно на этот период приходится моё практическое погружение в школьные реалии, зарплата для новичка без стажа была там поистине смехотворной.
Я продержался в благородной педагогике всего два месяца и никогда не жалел о том, что сбежал из неё. Да, впоследствии в жизни было полно говна, но в школе на мою долю его пришлось бы ничуть не меньше.
Я непроизвольно чувствую, что несколько отклонился от темы этой главы, погрузившись в перипетии трудовых реалий своего героя и свои собственные.