– Я… Я не знаю… – пробормотала я. У меня пересохло во рту. В голове пульсировала боль.
– Это ничего, – успокоила меня докторша. – Память – странная штука. Она может возвращаться по крошечным фрагментикам, а может и огромной волной, или… – Она замолкла и поглядела в окно.
– Или что?
Она покачала головой.
– Или вообще может не вернуться.
– Ой! – Я посмотрела на тонкое золотое кольцо на среднем пальце моей левой руки. Кто я такая?
– Мы поможем вам вернуться к нормальной жизни, – пообещала докторша.
Моя жизнь. Какая она?
– Парамедики подняли вашу сумочку на месте происшествия, – сообщила докторша. – Мы позвонили по некоторым из ваших телефонов, но пока не узнали ничего конкретного, только то, что вы живете на улице Клер. Когда вам станет лучше, сотрудники больницы отвезут вас туда.
Я хмуро кивнула, прогоняя непрошеную слезу.
– У меня есть… семья?
Докторша пожала плечами.
– Мы не нашли в Париже никого из ваших близких. По всей видимости, вы жили одна. – Она встала. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело и страшно, – добавила она. – Но вы должны прежде всего радоваться, что остались в живых. Многим не везет так, как вам, в подобной ситуации. Для вас это подарок.
Сиделка протянула мне стакан воды и лекарство. Я проглотила его, запила водой и закрыла глаза. Женщины ушли.
Мне абсолютно не казалось, что я получила подарок. По моим ощущениям, я очутилась в каком-то кошмаре.
Еще через три дня
– Вы очистили свое сознание, – с улыбкой сказала сиделка – Эме. Я с удовольствием с ней общалась после моего пробуждения от того странного провала. Каждую ночь меня мучили кошмары – мне снилась авария, которая, вероятно, стерла жесткий диск в моей голове. Сон повторялся – я ехала на велосипеде вниз по извилистой улочке, встречный грузовик преградил мне проезд, а впереди шла женщина с маленькой девочкой. Доктор Леруа говорила мне каждый день, что ко мне вернется память, но пока что это было все, что я помнила. И хотя я могла перечислить все цвета радуги, дни недели или назвать фамилию шестнадцатого президента Соединенных Штатов, но о своей прежней жизни я не помнила ничего.
Мать и дочка уцелели, я с радостью услышала об этом. Вчера днем, когда я спала, они принесли мне в больницу цветы. Желтые розы. Их зовут Клодин и Жанетта. Двухлетняя Жанетта нарисовала мне картинку, и по какой-то необъяснимой причине я зарыдала, увидев ее, да так бурно, что Эме спешно дала мне валиум.
– Должно быть, вы были шикарной леди, – сказала с улыбкой Эме, протягивая мне черную кожаную сумочку.
– Шикарной леди?
– Да, – сказала она, показывая эмблему на боку сумочки. Моей сумочки. – «Шанель».
– О, – удивилась я, проводя ладонью по стеганым ромбикам и разглядывая золоченую пряжку в середине. – Так что же я… сноб?
– Нет-нет, – засмеялась Эме. – Просто у вас хороший вкус.
Да и мой адрес оказался нехилым. По моей кредитной карточке, как сказали