Обиженно и сердито Денис поведал про драчливого и наглого «отсидевшего» соседа, которого побаивался и отец, когда тот отпускал скабрезные шутки в адрес мачехи. Надоевшую работу, заставлявшую чувствовать себя безнадежным, пропащим неудачником. И конечно про вредную ревизоршу из контролирующего органа, унизительно обошедшуюся с ним на публике, и еще не закончившую своей экзекуции.
Речь Дениса уже не была прерывиста и бессвязна – она полилась ручьем, вымывающим на свет из множества щелей застоявшуюся грязь и полежалый мусор. Не химические отходы, зараженная кровь или что-то еще действительно опасное и страшное. А просто хлам и сор, вроде бы обычные продукты жизнедеятельности любого дома. Вот только кроме них в том доме почти ничего не осталось. И ручей все бежал и бежал – но так и не становился чище.
Его подруга слушала и молчала, не перебивая ни словом, ни жестом своего спутника. Внимание ее было участливым, сочувствующим, но не снисходительным. И не вынужденно-терпеливым, а понимающим (что казалось уже совсем невероятным). Ободренный столь редким для него поведением, Денис вздохнул, словно перед глубоким нырянием, и рассказал о себе и Даше.
Ему захотелось, чтобы его загадочная знакомая поняла: он всего лишь пытался сделать свою жизнь не такой бессмысленной и тусклой, и, в погоне за чем-то ярким и значимым, вместо ароматного дурманящего вина пустил в свои вены героин разрушительной страсти. Что же теперь у него осталось? Отчаянное желание обладать девушкой, которая лишь по ей самой ведомым причинам снизошла до сомнительного партнера. Покупать ее любовь услугами, заботой, помощью и остатками денежных средств, только притворяясь таким, каким для нее нужно быть на самом деле. И не иметь сил даже на самую слабую попытку сбежать от нелепых отношений. Да и куда бежать? Вокруг – пустота и серость, и от каждого нового жизненного шага ноги только больше увязают в слякоти и жиже.
Но чем больше Денис говорил, тем больше ему казались собственные беды какими-то жалкими и скучными, незаслуживающими внимания этой ночи и ушей утонченной спутницы. Вот она уже идет, задумавшись и опустив голову, а может и вовсе не знает, как вежливо прервать надоевшего болтуна. Так чувствует себя пациент, пришедший к ученому врачу с зудящими последствиями отсутствия элементарной гигиены. Он испугался: вдруг сейчас девушка, утомленная его несносными жалобами, недовольно поморщится или шумно вздохнет с облегчением от окончания монолога. Конечно даст пару ничего не значащих советов. И, сладко зевнув, засобирается домой, притворно уверяя надоевшего друга, что ей просто хочется спать и с ним было очень интересно. Денис вообще очень хорошо чувствовал притворство. Слишком хорошо. От этой его способности было больше расстройства чем пользы, и он на самом деле хотел бы быть более толстокожим, но, как говорила его мачеха, «уж что выросло, то выросло».
Только