Двадцать пятый год забрать в армию не успели – рано им ещё было, и эвакуировать не успели – немцы прорвали оборону стремительно и совсем не в том месте, где предполагало советское командование, и куда стянуло резервы. Семнадцатилетний Ваня остался в оккупации. К тому времени получили уже похоронку на Николая, а от Михаила никаких вестей не было.
Об оккупации бабушка рассказывала только, что никого не повесили, что так же гоняли в колхоз, только староста, а не председатель. Стояла в станице немецкая санчасть и румынский обоз. Каждый день из санчасти к Пелагее Петровне приходил немец и требовал: «Один стакан моляка». А два румына, один пожилой уже, другой помоложе, по вечерам приходили к Науму Фомичу, приносили какие-то продукты, пили чай, разговаривали (неизвестно, на каком языке). Тот, что помоложе, показывал на Андрюшу и говорил, что дома у него такой же сын и совсем маленькая дочка. Однажды румын вошёл во двор и повёл корову Любку к калитке. Выбежала вся семья, и Наум Фомич сказал: «Ты дывы!.. Шо ты робышь?! Чим я буду их кормыть?!» И румын выругался, бросил корову, зашёл в соседний двор, взял там корову и увёл.
Перед тем, как немцы ушли, станицу бомбила наша авиация. Наум Фомич вырыл в огороде три окопа. Прятались в них. В одном сидел Наум Фомич с Пелагеей Петровной (чтоб если умереть, то вместе), в другом – Ваня, а в третьем – бабушка с Андрюшей.
А больше всего бабушке запомнилось немецкое отступление, как вязли и разбрызгивали грязь танки, тянулась пехота в шинелях, со шлемами на поясах, везли раненых в повозках; и особенно запомнились огромные немецкие лошади-битюги.
На ночь у Щербин останавливались офицеры. Пили и играли в карты. А утром офицер подарил бабушке отрез сукна на пальто Андрюше, и карты тоже они забыли. Долго хранили эту красивую колоду в семье, но заиграли потом. И забыли ещё немцы одеяло, и бабушка зачем-то побежала с этим одеялом их догонять, но немцы посмеялись и одеяло не взяли.
– Скаляться, гогочуть. А чего им весело?..
Когда пришли наши, двадцать пятый год сразу забрали. Свезли их, стриженых, со всей Кубани в станицу Афипскую. И водили там в кино в подштанниках – чтоб не сбежали. Вписали им в личные дела: «находился на оккупированной территории» – клеймо. А смывать это клеймо требовалось кровью.
Третьего мая сорок третьего года пополненную новобранцами 328-ю стрелковую дивизию вывели из резерва и бросили в бой в районе станицы Крымской. Немцы успели закрепиться на заранее подготовленных позициях. Соединения 56-й армии генерала Гречко взламывали оборону противника. Окрепшая советская авиация господствовала в небе Кубани, а артиллерия не жалела снарядов. Не жалели и людей… Вперёд!.. Над немцами нависла угроза отсечения всего южного крыла фронта. Маячил призрак нового Сталинграда. Укрепления «Голубой линии», как дамба, должны были сдержать