человека и его жизни выступает как продолжение, апофеоз того низложения человека, той обесцененности человека и существования, которые пронизывают «этос» цивилизации, ее «нормы» и «будни», «типический» способ существования внутри нее. Проще говоря, тот мир, который десакрализует человека и его бытие, обесценивает их и превращает их в «ничто», рано или поздно сам превращается в визуальное торжество нигилизма, в карнавал смерти и отрицания, самого человека превращает в орудие уничтожения и отрицания. Те глубинные процессы в способе существования и положении человека, которые определяют «этос» и облик цивилизации, прорываются наружу в вихрях исторических катастроф и пронизывающем их торжестве нигилизма. Более того, обесцененность, низложенность человека и его бытия в «этосе» цивилизации, в ее «буднях» делает возможным тот апофеоз нигилизма, отрицания ценности человека и существования, который определяет облик исторических событий, масштабные исторические авантюры. Проблема в том, что цивилизация «всеобщего прогресса» в ее основополагающих парадигмах и установках пронизана нигилизмом, дегуманизирована, низлагает ценность человека его бытия, враждебна его личности, «единичности», человечности как таковой. Поэтому нет причин удивляться тому, что ее история пронизана масштабными взрывами нигилизма, отрицания ценности человека и существования, обретающими облик исторических и социальных катастроф. Цивилизация «социального прогресса», «производства и потребления» содержит в себе глубочайшее противоречие – она отрицает единичного человека как самодостаточную ценность и цель самого себя, низлагает ценность человека и его существования, обессмысливает существование человека, превращая его в придаток созданного ей мира вещей и благ повседневности, а его бытие – в безразличное ожидание смерти, уничтожения… Подобное противоречие обращается отрицанием существования, превратившимся в экзистенциальное состояние массы – человек, низложенный в его ценности, восстает против проклятия бессмысленного, извращенного существования, на которое как на рок его обрекает цивилизация, он умирает и убивает, словно бы «верша суд» над злом и проклятием бытия. По сути, отрицая существование, словно бы избавляясь от него как «ненавистной и мучительной ноши», человек восстает против того положения и удела, на который его обрекает цивилизация, состояние человека массы проступает из облика исторических событий подобным тому состоянию отчаяния, отрицания и ненависти к жизни, которое передано Ф. Достоевским через образ Кириллова, а Л. Толстым – в начале его «Исповеди». То безразличие к существованию, трагедии смерти, которое дышит нам в лицо из этого снимка, превращенность самых обычных, «типических» людей в холодное, безразличное орудие уничтожения, не объяснимы ничем иным кроме безраздельной власти над человеком эпохи отрицания и отчаяния,
