– Счастье? Надо подумать.
– А вы проходите в купе. В ногах правды нет, – сказала она банальность и натянуто улыбнулась.
– Но правды нет и выше, – зачем-то сболтнул я, вошёл в купе и сел рядом.
В окошке замелькали размытые огни, привокзальные хижины, мрачные товарняки. Поезд нехотя тормозил, вползая на незнакомую станцию. Яркие прожектора обнажили его зловещее гусеничное тело.
– Ой, я пошла, – пролепетала девушка и выпорхнула из купе.
Через минуту я почувствовал сумеречное дыхание станции с примесью осенней гари и сигаретного дыма. По ногам загулял холод. Из вагона вышли два пассажира – девушка-студентка и её пожилая мать в каракулевой шапке, волочащая за собой непонятно чем набитый старомодный рюкзак. Девушка с чёрной женской сумочкой, вероятно, стеснялась матери и ядовито подгоняла её, приглушая слова, но выразительно интонируя шипящими. Станция была незначительная, пятиминутная. Проезжая подобные места, я всегда думаю, как бы мне жилось здесь и что бы я стал в этой глуши делать. После некоторого размышления и вглядывания в безлюдные одичалые дворы, словно бы брошенные кем-то небрежно в поле, мне всегда делается страшно. А живут ли там вообще люди? И если живут, то как…
Вскоре вернулась красивая проводница, и мы познакомились.
– Иван.
– Очень приятно. Катя.
Я попросил ещё кофе, а она налила себе чаю. Я осмелился угостить её шоколадкой. Она согласилась. Так мы перешли на “ты”.
– Теперь станция не скоро будет, – сказала девушка. – Можно кроссворд погадать.
– По-моему, ты ошиблась.
– В смысле?
– Насчёт “счастья”.
– У тебя есть другой вариант?
– Да. Я над ним думаю.
– Интригующе, – ухмыльнулась она.
– Да пустяки… Ты где-то учишься?
– На психолога, заочно. А здесь подрабатываю.
– Я так и понял.
– А ты?
– Где учусь? Да нет, я работаю… Актёр театра.
– Интересно.
У “самовара” показалось сонное, добродушное лицо старушки в сером пальто. В руках она держит предварительно вынутую из целлофанового мешочка личную дорожную кружку. Кружка жёлтая, с гротескным изображением сисястой бабы и надписью: “С днюхой, мужик”.
– Деточка, налей кипяточку. А чай у меня у самой есть.
За окном уже ничего не мелькало. Стояла тёмная пелена, и только звёзды знали, как черно и страшно в холодной степи, как трудно одинокому, хмельному, забредшему кривым путём к блистающим под луной рельсам, не положить на них свою шальную голову.
– Дай тебе бог здоровья, милая. А чая не нужно, у меня и у самой чай найдётся…
Старушка медленно уходила в душную утробу вагона и долго ещё что-то бормотала сама себе.
– Слушай, Кать. А те двое в тамбуре ещё стоят?
– Стоят. Точнее, сидят на корточках.
– Я пойду… выйду ненадолго.
– Зачем? Ты ведь слово обещал сказать…
– Я только воздухом подышу