Тем временем аукцион начался.
– Начальная цена тысяча долларов, – оповестил ведущий. – Кто даст тысячу?
Блондинка в первом ряду быстро подняла номер – судя по возбужденному выражению ее лица раздражавшая Катю душевно-ангельская сентиментальность «Тихой ночи» казалась ей воплощением высшего искусства, а розовое платье девы-души было точно такого же цвета, как шторы в ее спальне.
– Тысяча! – радостно подхватил ведущий. – Следующий шаг – тысяча сто, – надбавил он положенные десять процентов. – Кто его сделает? О, вот и тысяча сто…
Огненноволосая дама с голубым бриллиантом на шее махнула номером. Серьга сверкнула… И Катя забыла про торг – забыла, зачем пришла сюда, забыла о празднике Маши, забыла даже о том, что этот бриллиант не ее. Алмазная сережка смотрела на Катю, маня ее дивной чистотой родника. Взгляд бриллианта был таким пристальным, что Дображанская растворилась в нем, – камень словно оказывал на нее гипнотическое воздействие… Она очнулась только тогда, когда ведущий воскликнул:
– Двадцать пять тысяч. Кто даст больше? Следующий шаг – двадцать семь тысяч пятьсот. Вижу двадцать семь тысяч пятьсот!
Блондинка не сдавалась. Рыжая – тоже. Имелись и другие соперники. Одни демонстративно тянули руку вверх, иные, желавшие сохранить инкогнито до финала торгов, делали лишь еле заметное движение, видимое одному ведущему, и Катерина не могла понять, с кем еще она ведет торг. Но ей стало заранее жалко потраченных денег.
– Следующий шаг – тридцать тысяч…
Кто б мог подумать, что «самоплагиат» и «мусор в стиле модерн» будет иметь такой спрос?
– Вижу… Тридцать тысяч! – сказал ведущий, ответив тем самым на заданный ею вопрос. Он смотрел прямо за спину Дображанской, туда, где сидел ее соперник – директор банка.
«И ты, Брут?..» – мысленно вздохнула она и качнула своим номером.
– Тридцать три… – седовласый ведущий аукциона не смог сдержать излишне жгучего взгляда на красивую Катю. И в который раз ее красота немедленно вышла ей боком.
Стоило седовласому выдать ее, сидевший перед Дображанской долговязый и худой бизнесмен, известный взрывным, неуправляемым нравом, быстро обернулся к ней и прошептал:
– Кончай! А то посажу… Поняла?
От неожиданности Катя моргнула. Приняв моргание за знак согласия, тот удовлетворенно вернулся в исходную позицию.
«Он что, угрожает мне? – к щекам Дображанской прилила кровь. – Мне, Киевице?»
– Тридцать шесть, – отреагировал ведущий на движение блондинки. – Сорок тысяч, – его взгляд опять полетел за спину Дображанской. – Сорок четыре, – взгляд переместился вперед.
Рыжая художница уже отпала. Но Кате надоело ждать – решительно сбросив с себя остатки бриллиантового гипноза, хранительница Города