Но что-то очень близкое к нему.
Сигара отца, запаянная в металлический туб. Она должна была стать даром, принесенным Габриелем на алтарь будущей великой дружбы. И не его вина, что дар отвергнут, и что он, Габриель, лежит сейчас, пригвожденный к мостовой, с привкусом крови и металла во рту. Самое время действовать, недоумок и великий рыцарь, мысленно подбадривает себя Габриель и, извернувшись и вытащив из кармана сигару, сует ее под ребра Кинтеро. Удары в исполнении Габриеля неожиданно методичны и упорядочены, и с каждым разом становятся все сильнее.
Не такие уж они венценосные – ребра Кинтеро, и уж точно ненамного прочнее Габриелевых зубов. Скрип и треск – те же.
Поначалу Кинтеро еще старается держаться (слишком много вокруг заинтересованных в его победе зрителей), но хватает его ненадолго. Короткий всхлип, поскуливание, а затем и вой возвещают о преимуществе рыцаря над варваром. И оно могло бы стать неоспоримым, если бы Кинтеро не обхватил рукой голову Габриеля и не приблизил свои губы к его уху.
– Хватит, – шепот Кинтеро полон мольбы. – Хватит, слышишь…
Под латами из благородного металла не может не биться благородное сердце, и Габриель тотчас же прекращает атаку. Но не только в благородстве дело – шепот поверженного противника пьянит Габриеля. Шепот – тоже дар. Посильный вклад Кинтеро в обустройство алтаря будущей великой дружбы.
– Я хочу быть с вами, – шепчет в ответ Габриель.
– Хорошо. Хорошо…
Ценность дружбы в исполнении Кинтеро явно преувеличена.
К тому же Кинтеро постоянно вымогает у Габриеля деньги на покупку сигарет: бесценная сигара MONTECRISTO не вызвала в нем никакого энтузиазма. После нескольких глубоких затяжек на висках Кинтеро проступил пот, а лицо позеленело. То же произошло с Мончо и Начо, а малыша Осито – так просто вырвало. И Габриель попробовал затянуться, и все прошло на удивление гладко, и отдающий пылью сигарный дым ему понравился, но дальше… Дальше он не пошел, ограничился тремя вдохами-выдохами (ровно столько сделал Кинтеро) – пойти дальше означало бы показать свое превосходство над Главным в компании.
А никто не потерпит превосходства только-только появившегося на горизонте чужака, даже неважно соображающий малыш Осито. Что уж говорить об остальных?
И о самом Габриеле тоже – ведь он прирожденный миротворец и конформист.
Впоследствии эти качества разовьются в нем сверх всякой меры, приобретут блеск и законченность; и почти болезненное пристрастие к сигарам и сигарному дыму останется навсегда. А малыш Осито умрет, едва дожив до семнадцати. Всему виной окажется пуля полицейского, застрявшая в круглой голове медвежонка. Пуля не была такой уж случайной – с мелкими уличными наркодилерами время от времени случаются подобные неприятности.
Но пока медвежонок жив-здоров и блюет в сторонке.
На его фоне кто угодно может показаться героем – оттого-то все с удовольствием подтрунивают и смеются