Мессала прервал его слова, разразившись язвительным смехом.
– О, теперь я понял тебя. Ишмаэль, утверждаешь ты, просто узурпатор, но тем не менее верится в то, что скорее идумеянин ужалит, как гадюка, чем Ишмаэль. Клянусь вечно пьяным сыном Семелы, вот что значит быть иудеем! Меняются все и вся, даже небеса и земля, но иудей – никогда. Для него не существует движения ни назад, ни вперед; он остается таким же, какими были его предшественники на заре времен. Вот на этом песке я рисую тебе круг – вот тут. А теперь скажи мне, разве это не самое лучшее олицетворение жизни иудея? Все идет по кругу, Авраам здесь, Исаак и Иаков вон там, Господь посередине. Но этот круг еще слишком просторен. Я нарисую его по новой...
Он помедлил, упер большой палец в песок и обвел вокруг него указательным.
– Смотри, вот эта точка от большого пальца есть Храм, линия от указательного пальца – Иудея. Неужели вне этого ничтожно малого пространства нет ничего ценного? Искусство! Ирод был строителем, именно поэтому он и был проклят в веках. Живопись, скульптура! Даже смотреть на них – это грех. Поэзия служит только вашим алтарям. Кто из вас блещет красноречием, кроме как в синагогах? На войне вы на седьмой день теряете все то, что завоевали в первые шесть. Такова ваша жизнь и ваши границы; кто запретит мне смеяться над вами? Довольствующийся почитанием такого народа, что стоит ваш Господь против нашего римского Юпитера, который даровал нам своих орлов, чтобы мы могли охватить нашими руками всю вселенную? Энлиль, Симеон, Шаммай, Абталион – кто они такие по сравнению с нашими учителями, которые учат: надо познавать все, что только может быть познано?
Иудей вскочил на ноги, лицо его пылало.
– Нет-нет, сядь на место, мой иудей, сядь на место, – воскликнул Мессала.
– Ты дразнишь меня.
– Послушай меня еще немного. Совсем скоро, – римлянин насмешливо улыбнулся, – совсем уже скоро Юпитер и вся его семья придут ко мне, как это у них заведено, и положат конец серьезному разговору. Я ценю твое доброе отношение, ты ведь вышел из старого дома твоих отцов, чтобы приветствовать меня с возвращением и возродить ту любовь, которую мы питали друг к другу в детстве, – если это нам удастся. «Ступай, – сказал мой учитель, – и, чтобы жизнь твоя стала великой, помни – ею правит Марс, Эрос же ловит его взгляд». Этим он хотел сказать, что любовь ничто, война же – все. Так заведено в Риме. Женитьба есть лишь первый шаг к разводу. Добродетель – талисман торговцев. Клеопатра, умирая, оплакивала свои искусства и была отомщена – у нее есть наследница в каждом римском доме. Мир идет тем же самым путем; поэтому во имя нашего будущего – долой Эроса, и да здравствует Марс! Я должен стать солдатом; а ты, о мой иудей, мне жаль тебя; кем же станешь ты?
Иудей придвинулся ближе к бассейну; тягучая медлительность речи Мессалы стала еще заметнее.
– Да, я жалею тебя, мой утонченный иудей. Из церковной школы ты попал сразу в синагогу; потом в Храм; затем – о, венец