Его била мелкая противная дрожь.
Отъезжая от бунгало Энрике Эстефана, он на всю мощность включил внутренний обогрев. Вода капельками стекала с затылка за воротник. Туфли набухли и крепко сжали ступни.
На память пришли влажно блестевшие пурпурные глаза, глядевшие на него из-за залитого дождем стекла, гнойные язвы на покрытом шрамами чумазом лице, полукруг неровных желтых зубов… – и неожиданно понял, отчего такой необъяснимой и внушающей страх показалась ему усмешка бродяги, задержавшего его руку, когда он захотел дернуть на себя дверцу машины в первый раз. Пугала не бессмысленная гримаса безумия на лице этого подонка. Ее там не было и в помине. Пугала кровожадная ощеренность хищника: акулы в погоне за своей добычей, крадущейся пантеры, голодного волка в поисках пищи лунной ночью, чего-то более страшного и смертельно опасного, чем обыкновенный, вышедший из ума бродяга.
По дороге в Центр Гарри не углядел ничего необычного в пейзажах и улицах, проплывающих мимо, ничего таинственного в машинах, которые обгонял и которые обгоняли его, ничего иномирского в игре света на отливающих никелем струях дождя и в металлических щелкающих ударах капель по крыше и капоту седана, ничего жуткого в неясных силуэтах пальм, проступавших на фоне сплошного черного неба. И тем не менее он никак не мог избавиться от какого-то подспудного, панического чувства страха и изо всех сил гнал от себя мысль, что соприкоснулся с чем-то… сверхъестественным.
Тик-так, тик-так…
На ум пришло предсказание появившегося из вихря бродяги:
«Ты умрешь на рассвете».
Взглянул на часы. Хотя стекло запотело от влаги и цифры просматривались плохо, он все же рассмотрел, что они показывали ровно двадцать восемь минут третьего.
Когда рассвет? В шесть? В шесть тридцать? Да, примерно в это время. В его распоряжении, таким образом, около пятнадцати часов.
Равномерные, как метроном, взмахи дворников отбивали зловещие такты похоронного марша.
Ерунда какая-то! Не мог же в самом деле этот псих следовать за ним по пятам от Лагуна-Бич до дома Энрике, а это значит, что бродяги вообще не было, он его просто выдумал, и, следовательно, опасаться нечего.
На сердце у Гарри немного отлегло. Если бродяга ему только померещился, то ни о какой смерти на рассвете не может быть и речи. Тогда, насколько он мог судить, оставалось другое объяснение, которое, впрочем, его тоже мало устраивало: у него наблюдаются явные признаки нервного расстройства.
Глава 4
В своей части рабочего кабинета Гарри чувствовал себя уютно, как дома. Пресс-папье и письменный прибор располагались четко под прямым углом относительно друг друга и точно по линиям стола. Бронзовые часы показывали то же время, что и часы на руке. Листья пальмочки в кадке, китайских вечнозеленых растений и вьюнка отливали глянцевой чистотой.
Уютно мерцал экран персонального компьютера, в долгосрочную память которого были введены все официальные