Хотя, по ее прикидкам, она открыла глаза лишь мгновением позже, должно быть, в это мгновение уложились несколько минут. Иглу вытащили из ее руки. Близнецы более не наклонялись над ней.
Собственно, в номере находился только один из этих двух мужчин, и Джилли поняла, что второй и не существовал, просто у нее в глазах все двоилось. Он стоял у изножия кровати, укладывая шприц в кожаный саквояж. Теперь-то она поняла, что принадлежал этот саквояж не коммивояжеру, а врачу.
Он что-то бубнил насчет работы всей жизни, но для Джилли его слова не несли никакой смысловой нагрузки, возможно, потому, что он был психопатом, лопочущим что-то бессвязное, а может, пары анестетика, которые все еще жгли полость рта и носа, не позволяли понять, о чем же он говорит.
Попытка подняться вызвала столь мощный приступ головокружения, что она тут же повалилась на подушку. И схватилась за матрац обеими руками, как спасшийся в кораблекрушении моряк мог хвататься за обломок борта в бурном море.
Ощущение, что пол под нею болтается из стороны в сторону, наконец-то разбудило страх, который ей давно следовало почувствовать. Но до этого момента страх балластом лежал в глубине ее разума.
По мере того как дыхание ее учащалось, ускорившееся сердце вместе с кровью погнало волны озабоченности, и страх угрожал перерасти в ужас, в панику.
Она никогда не стремилась контролировать других, но полагала себя хозяином своей судьбы. Она могла делать ошибки, делала ошибки, множество ошибок, но, если бы ее жизнь пошла наперекосяк, она бы хотела винить в этом только себя. А вот теперь ее лишили контроля над собой, лишили насильно, с помощью каких-то химических веществ, наркотиков, по причинам, которых она не понимала, пусть и пыталась сосредоточиться на том, что продолжал долдонить ее мучитель.
Вместе со страхом пришла злость. Несмотря на владение караоке-карате и образ амазонки Юго-Запада, который она культивировала, Джилли по природе не была воительницей. В качестве оружия она выбрала юмор и обаяние. Но здесь она увидела широкий зад, по которому ужасно хотелось врезать сапогом. И когда коммивояжер-маньяк-врач-кто-бы-то-ни-было наклонился над столом, чтобы забрать банку колы и пакетики с арахисом, Джилли опять попыталась подняться, полыхая праведной яростью.
Но вновь ее пружинный плот закачался в море ярко раскрашенного номера мотеля. Второй приступ головокружения, сильнее первого, бросил ее на подушку, к горлу подкатила тошнота, поэтому, вместо того чтобы дать пришельцу хорошего пинка, она простонала: «Меня сейчас вырвет».
Забрав со стола коку и орешки, подхватив с кровати медицинский саквояж, незнакомец повернулся к ней.
– Вам бы лучше подавить это желание. Анестетик еще действует. Вы можете опять потерять сознание, а если вы отключитесь во время рвоты, то вас будет ждать тот же конец, что Джейнис Джоплин и Джими Хендрикса, которые захлебнулись в собственной блевотине.
Чудеса, да и только. Она вышла из номера, чтобы купить рутбир.