Дальше стоять было бессмысленно. Грубин вышел на скользкую тропинку между фургонами, подошел к клеткам поближе. Хоть бы один служитель остался! Пустота. Лишь звери возятся перед сном, обмениваются впечатлениями о прошедшем дне.
– Вы кого-нибудь ищете? – спросил приятный женский голос.
Грубин оглянулся, и, если бы не полумрак, рассеиваемый лишь одной лампочкой у клеток, видно было бы, как он покраснел.
– Нет, – сказал он. – То есть ищу товарища Сидорова. Вы не думайте.
– Я ничего не думаю, – сказала Таня Карантонис.
Она была в куртке и темных брюках, плечи куртки потемнели от воды.
– Нет, вы не думайте, – настаивал Грубин. – Я очень животных люблю. У меня есть белый ворон. Хотел побеседовать с товарищем дрессировщиком. Вы не думайте.
– Вот смешной человек! – сказала Таня Карантонис. – Сидоров уже ушел. К себе в фургон. Если свет горит, значит, он не спит. А вы не пьющий?
– Почти нет, – сказал Грубин.
– Сидоров любит пьющих, – сказала она и засмеялась. – Вы не думайте, что я сплетничаю, я не сплетница.
– Что вы! – радостно сказал Грубин. В этом была рука судьбы, потому что именно Таня Карантонис более всего поразила Грубина. И вот он стоит рядом с ней, под дождем, в темноте, и она разговаривает с ним, как со старым знакомым.
– Я вас проведу к Сидорову, – сказала Таня. – А вы мне за это тоже поможете, хорошо?
– Конечно, – сказал Грубин. – Только сначала я вам помогу, а потом вы меня проводите.
– Идемте, – сказала Таня и пошла впереди Грубина к фургону дрессировщика.
– Свет не горит, – сказала Таня. – Наверное, нет его дома. В город ушел.
– Ну и ладно, – сказал Грубин, который уже готов был забыть о дрессировщике. – А чем я могу вам помочь?
– Вы в город идете?
– Да, в город.
– Если не трудно, проводите меня до столовой. Которая еще не закрылась. Я приехала сегодня, не успела себе ничего на вечер купить и голодная как собака.
– А столовая уже закрыта. Она до восьми.
– Ой, какой ужас! – сказала Таня. – Придется идти к Федюковым, а я у них уже соль занимала и яйца.
– Ни в коем случае, – сказал Грубин. – Я вас так не оставлю. У меня дома есть сосиски. И яйца. Если вы стесняетесь зайти, то я вам сейчас сюда принесу. Я близко живу, десять минут туда и обратно.
– Что вы, как вы могли подумать, что я буду вас утруждать, – запротестовала Таня и улыбнулась благодарно и светло.
И от этой улыбки сердце Грубина застучало, как барабан в цирке в опасный момент воздушного полета. Грубин стоял перед Таней, приглаживал в смущении мокрые всклокоченные волосы и мечтал о том, чтобы она все-таки позволила ему побежать сейчас под дождем домой, занять у соседей масла и хлеба, принести сюда эти сосиски и другие скромные яства.
– Нет, – сказала Таня решительно. – В следующий раз.