Трогаясь с места, молодчик пробасил:
– Мадам, обижаете! Да я тут с закрытыми глазами вас по нашему Скотопригоньевску провезти могу! Только вас куда – к господину Сазонову на Малой? Или к господину фон Гротту, что супротив больницы?
– Мне в «Книжный ковчег»! – сказала Нина, и молодчик, кивнув, произнес:
– Ага, в этот новый, который прошлого года открылся… Как же, знаем, мадам! Ну, поехали!
Путешествие длилось недолго, однако доставило Нине огромное удовольствие. Было в этом что-то притягательное – восседать в пролетке, взирая на шедших вдоль домов людей, – отвечать на чинные кивки проезжавших мимо в других пролетках дам и господ, явно принимавших ее за свою.
Что же, астроном из «Маленького принца» был прав: стоит только переодеться в нужный наряд, и отношение к тебе тотчас изменится.
Возникла знакомая ей вывеска, Нина вдруг ощутила легкую тревогу.
– Прикажете подождать вас, мадам? – произнес молодчик, а Нина, не зная, вернется ли она вообще обратно, произнесла, протягивая ему серебряный рубль (хотя это было наверняка слишком много):
– Нет-нет, не надо. Знаете ли, я люблю долго выбирать книги…
Попробовав на зуб рубль, молодчик здраво заметил:
– А может, это они нас выбирают? Я вот, мадам, ни читать, ни писать не умею, однако мне от этого хуже не живется. Потому что моя бабка, царство ей небесное, говорила, что кто много знает, тот и несчастнее.
– В проницательности вашей бабушке не откажешь, – ответила Нина и позволила молодчику помочь себе спуститься с пролетки.
Она поднялась по ступенькам «Книжного ковчега», набрала в легкие воздуха и толкнула дверь.
И попала в точно такую же атмосферу, которая царила в другом «Книжном ковчеге» – в XXI веке, в особняке Георгия Георгиевича.
Книги, книги, везде книги. Правда, за прилавком не почтенный пузатый слепой библиограф с седой бородой, а все тот же известный ей невысокий молодчик с тоненькими усиками.
Он как раз вел беседу с солидным господином в котелке и оповестил Нину, что будет тотчас к ее услугам.
Девушка же, бродя меж стеллажей, рассматривала книги. Ага, вот и Пушкин. А вот и Диккенс. Причем на языке оригинала. Александр Дюма и греческие философы. Имелся, что поразительно, даже «Капитал» Маркса на немецком, а также два или три стеллажа с фривольными французскими бестселлерами, по которым сходили с ума обыватели во второй половине XIX века.
Проводив господина в котелке, приказчик, подойдя к Нине, увлеченной просмотром одной из книг, напугал вопросом:
– Смогу ли я помочь вам, милостивая государыня?
Нина, чуть не выронив из рук книгу в переплете из телячьей кожи (что-то поэтическое на итальянском), произнесла:
– А Лев Толстой у вас имеется?
Приказчик, на бледном лице которого мелькнуло слабое подобие улыбки, произнес:
– Какие именно сочинения графа Льва Николаевича желаете, мадам? «Севастопольские рассказы»? Или