Моя мама придумала комбинацию: молодая семья едет в квартиру свёкров, её же квартиру, самую большую, мы продаём и покупаем две маленькие квартирки для родителей. К нам ежедневно стали ходить покупатели. Вскоре оказалось, что, несмотря на приличный метраж и сталинскую планировку, никто не жаждет приобрести «двушку» в промышленном районе с видом на Кировский завод. К тому же помещению требовался ремонт, и не только косметический. Каждый день я вычерпывала лужу под протекающей фановой трубой, а когда приходили люди, загораживала собой эту трубу, выставляя вперёд живот, словно убеждая потенциальных покупателей поторопиться с принятием решения.
Вечерами все переругивались: устало и вяло, если Алексей приходил с работы трезвый, или бурно и драматично, если он приходил подшофе. Потом я делала упражнения для беременных, кормила маленького Лёшку, и – какое блаженство! – отходила ко сну. Мне снилась жизнь, которая когда-нибудь наступит, в которой мы с мужем будем жить под собственной крышей, с умными и воспитанными детьми. К нам будут приходить гости, тоже с детьми, а муж перестанет грубить и окружит меня такой заботой, что подруги начнут завидовать…
Размечталась!
Наконец нашёлся покупатель на мамину квартиру. Им оказалась знатная грузинка, которая приобретала жильё для вдовы и малюток покойного брата.
В непривычно холодный майский день, накануне переезда, в наше неказистое семейство явилось пополнение в виде маленького Гришки. Что интересно: назвать младшего сына этим именем решил Алексей. Правда, он уверял, что к Гришке Стороженко это отношения не имеет и что назвал он сына в честь шолоховского Гришки Мелехова.
Переезд освежил всех нас (включая маму, получившую кусочек личного пространства). Но только на время. Через полгода, когда мы с Лёшкой обжились на новом месте, а Гришка начал садиться и вставать, все проблемы обострились. Я опять закурила. И было с чего!
Алексей растолстел до ста тридцати килограммов. При двухметровом росте он выглядел тушей: не то хряк, не то медведь. «Тумба-Юханссон», как сам Лёшка прежде дразнил растолстевших знакомых, подразумевая шведского спортсмена (до которого моему мужу было ох как далеко).
Кроме того, Алексей превратился в мизантропа. Казалось, его интерес к жизни иссяк, как только юношеские кудри покинули шишковатую голову. После работы он валялся на диване у телевизора, а когда я обращалась к нему с каким-то вопросом, демонстративно прибавлял звук.
Мы теперь обитали в родительской квартире – той самой, где Гришка выломал дверь. Под нами жили Юрка и Линка Лазаревы. Они были первыми, с кем мы познакомились после переезда.
Однажды Лазаревы подвели меня к окну своей кухни и показали деревце, наряженное, как новогодняя ёлочка, использованными памперсами, выставившими напоказ своё содержимое. Так вскрылась отвратительная привычка Алексея выбрасывать в окно детские