Петр пил, и весьма неумеренно, опять же по-детски играл в солдатиков и марионетки. Он разыгрывал великие баталии в своих покоях, воюя на столе и на полу с солдатиками из дерева, свинца, крахмала и воска. Игрушки занимали его комнату целиком. «Он прибил узкие латунные полоски вдоль столов; к этим латунным полоскам были привязаны веревочки и, когда их дергали, латунные полоски производили шум, который, по его мнению, воспроизводили ружейные залпы. Он очень аккуратно праздновал придворные торжества, заставляя эти войска производить ружейные залпы; кроме того, каждый день сменялись караулы, то есть с каждого стола снимали трех солдатиков, которые должны были стоять на часах».
А любовь, как же любовь? Вот письмо Петра к жене от 1746 года. «Мадам, прошу вас больше не беспокоиться спать со мной, так как теперь не время меня обманывать. Постель покажется слишком узкой после двухнедельной разлуки с вами.
Сегодня после полудня
Ваш несчастный муж, которого вы не удостаиваете этим именем».
Обидела его чем-то супруга, вот он и написал писульку, но ведь документ!
Но жизнь продолжалась. При дворе устраивались балы и маскарады, а Екатерина любила танцевать. Еще существовала охота и загородные прогулки, а великая княгиня обожала верховую езду. Оторвавшись от общей компании, она садилась прямо в юбке в мужское седло и мчалась, куда глаза глядят. За этот мужской способ верховой езды императрица не раз делала выговор великой княгине. В те времена считалось, что езда в седле с раздвинутыми ногами мешает деторождению. Ах, Екатерина не обращала на попреки внимания. В этом ли дело? Главное закрепиться при дворе, найти себе друзей и союзников. Она хотела быть русской и взяла себе за правило вести себя так, чтобы всем нравиться. В разговорах с важными старухами, болтливыми стариками, важными дамами, часто ей совершенно неинтересными, она неизменно была любезна, приветлива, внимательна, что не помешало ей потом написать: при дворе Елизаветы «все сердечно друг друга ненавидели».
Екатерина понимала, что любовь к ней императрицы тоже может измениться в любой момент, тем более что повод к этому был всегда – поведение матушки, Иоганны Елизаветы. По приезде в Россию Иоганне Ангальт-Цербстской было 33 года. Из очень, мягко говоря, скромного дома она попала в оглушительное богатство русского двора и совершенно потеряла голову. Нельзя сказать, чтобы Иоганна была хороша собой, но она умела нравиться. Наконец она дорвалась до почестей, славы, а пятнадцатилетняя дочь, гусенок с длинной шеей, только некая помеха на пути к славе. Балы, романы,