Спецкор, высокий худой парень с длинным печальным лицом и грустными глазами старой гончей, робко задал вопрос:
– А какие, по вашему мнению, ближайшие перспективы у ТОЗО?
Генрук кивнул большим носом и сказал внушительно:
– Тихий океан осваивается строго по проекту. Мы будем планомерно расширять свое присутствие, вовлекать в процесс освоения все новые и новые акватории. Спору нет, мы испытываем серьезное сопротивление преступных элементов, но заявляю с полной ответственностью – закон будет утвержден повсюду, а бойцы нашей Океанской охраны ликвидируют все преступные группы и бандформирования. У меня есть мечта – лет через тридцать превратить Океанскую охрану в сугубо мирную организацию…
Тимофей Браун поморщился, затворяя окно. Интервью было так театрально, так похоже на выступление художественной самодеятельности, что вызывало раздражение и рвотный рефлекс. Эти картинные позы, этот площадный пафос… Тьфу!
Сихали снова залег. До утра.
Глава 4. Гуртовка
Удивительно, как прихотлив разум и нетребователен инстинкт. Животное может спать урывками, покидая лёжку хоть в ясный полдень, хоть в темную полночь. Хищник или травоядное удовольствуются тем спальным местом, какое найдут, будь то трава, песок или голый камень.
А вот человеку разумному, изнеженному хомо сапиенсу, подавай непременно мягкое ложе и чтобы тишина вокруг стояла, мухи с комарами не кусали, а холодный дождь пусть барабанит по крыше, но никак не по твоей собственной стынущей шкуре. Сапиенсу уют нужен и покой и чтобы поспать вволю. Восемь часов, как минимум. Ну ладно, семь. Только чтоб не вставать рано!
Хомо сапиенс может явиться домой в четвертом часу ночи после ха-арошей вечеринки и завалиться спать. Воспрянет ото сна ближе к полудню, провалявшись семь часов, и будет думать, что жизнь удалась. Однако уложи его в десять и подними в шесть утра – хныкать начнет и брыкаться, ибо кто ж в такую рань встает?! Разве что «жаворонки». Но Тимофей относил себя к «совам»…
Боровиц поднял всех ровно в пять. Шурики, залегшие после полуночи, ныли и жаловались, Арманто сыпал просто «оленями» и «оленями безрогими», Харин хмуро сопел, обувая свои ножищи в здоровенные сапожищи, одна Наталья была свеженькой и бодрой – девушка священнодействовала вокруг кофеварки, злобно шипевшей и плюющейся кипятком.
А Наташины китопасы все подходили и подходили – Токаши Ашизава, плотный бритоголовый японец в голубых очках. Сухощавый и светловолосый, не по годам суровый Самоа Дженкинс. Коричневый молодой человек великолепного сложения – Джамил Керимов. Плечистый