– Все… в порядке.
На том зачет, в общем-то, и закончился. Когда я окончательно пришла в себя, Антонина отпустила девочек по домам, а мне велела проехаться с ней до училища – проконтролировать, чтобы я снова не свалилась где-нибудь в метро.
– Что там у тебя случилось-то? – спросила она вполголоса, когда мы заходили в ворота училища.
Ответила я не сразу. Меня беспокоило супер-ухо. Я им ничего не улавливала, как ни старалась. Ничего, кроме отдаленного сиплого свиста под мышкой, как от закипающего чайника. Похоже, супер-ухо не выдержало перегрузок и отказало. Или изначально было одноразовым.
Досадно. К хорошему привыкаешь быстро.
– Геля! Отвечай, когда спрашивают!
– Где, на площадке? Да ничего особенного. Обморок.
Я еще не решила, стоит ли рассказывать Антонине о том, что я видела в чужом домене. Получить очередной втык за нарушение правил училища – это как раз, что мне «нужно» в канун выпускного.
– Обморок? – по тону учительницы было ясно, что она мне не верит. – И часто с тобой такое бывает?
– Нет. Просто себя плохо чувствую последнее время. Экзамены, переутомление, все такое. Мы все устали. Да, Антонина Николаевна? – неловко перевела я разговор на другую тему. – У вас тоже последнее время вид совсем замученный. Надеюсь, ничего плохого не случилось?
Антонина быстро заморгала глазами, снова потащила из кармана «Приму». У нее и впрямь что-то стряслось, поняла я.
– Детей должно быть двое, – сказала вдруг Антонина. – Или трое. И все девочки. Запомни, Гелечка, на будущее. Единственный сын – это такой страх, такой ужас…
Оказалось, у Антонины есть сын. Любимый сын, кровиночка. Собрался в Академию поступать, и Антонина страшно боится, что он провалится, потому что шансов, что он сам поступит – ноль. Ни денег, ни блата. Ведь Антонина – не какая-нибудь академическая шишка, профессор-международник или великий мастер-демиург. Она – простой учитель. Точнее, Учитель, но кого это интересует?
– От этих мальчишек рехнуться можно, – говорила Антонина, нервно затягиваясь. – Трудных путей ищут, до всего хотят дойти своим умом, помощи не принимают, слушать старших не хотят. А жизни не понимают совсем, существуют в каких-то выдуманных мирах. Им кажется, что жизнь – это компьютерная игрушка, где можно в любой момент перезагрузиться. Не доходит до них, что есть вещи, с которыми играть нельзя. Вот заберут его в армию, и что? Ладно если стройбат – просто потерянные годы, – а пошлют куда-нибудь? В горячую точку?!
Я было собралась ей возразить – как же иначе приобретать опыт, если не рисковать? – но что-то подсказало мне: Антонина мои слова в таком настроении не воспримет. И я промолчала. И про чужой домен ничего ей не сказала. Зачем грузить человека лишними проблемами, ей и так нелегко. Я вот не знаю, смогла бы я на ее месте как ни в чем не бывало вести пленэр. До берез ли, когда единственному сыну грозит стройбат!
Мы