У него набралось их уже почти сто семьдесят, и вот на часах уже шесть тридцать три, Момик идет и ложится в гостиной на диван, под картиной, которую родители получили в подарок от тети Итки и дяди Шимека, это большая картина, написанная маслом, со снегом, и лесом, и рекой, и мостиком, так наверняка выглядят Нойштадт или Динув, в которых его приятели-старики жили когда-то давным-давно, и, если устроиться на диване таким особенным образом, немного согнувшись и скрючившись, можно увидеть, что в верхнем углу между веток дерева появляется личико, или почти личико, ребенка, про которого знает только Момик, и, может быть, это тот самый его сиамский близнец, но нельзя знать наверняка, и Момик смотрит на него сколько нужно, но на самом деле он делает это сегодня не особенно сосредоточенно, потому что у него уже несколько дней очень болит голова, и глаза тоже болят, но ему нельзя быть усталым, потому что главная сегодняшняя война еще вообще не начиналась, и Момик вдруг вспоминает, что вот прошло уже несколько часов с тех пор, как он решил быть писателем, а он еще ничего не написал, как видно, потому, что не нашел ничего такого, о чем можно писать, ведь он ничего не знает ни об опасных преступниках, как в «Эмиле и сыщиках», ни о подводной лодке, как у Жюля Верна, его жизнь такая обыкновенная и скучная, просто мальчик, которому девять лет и три месяца, что можно об этом рассказать? Он посмотрел еще раз на свои большие желтые часы, встал с дивана, еще немного покрутился по квартире, сказал сам себе, так, смехом: голова болит видеть тебя, Товия, как ты тут кряхтишь и крутишься вокруг своих
крехцев, – в точности как кто-то говорит кому-то в этом доме, но это почему-то не очень развеселило его. Все-таки, когда он посмотрел на часы в следующий раз, было уже без двадцати одной минуты семь, и тогда он начал транслировать самому себе в голове репортаж последних минут решающего матча, который состоится вскоре в городе Вроцлаве в Польше между нашей национальной сборной и сборной Польши, и позволил полякам вести с разрывом в четыре гола, и за пять минут до финального свистка, когда положение было абсолютно капут, наш тренер Гиола Менди в отчаянье поднимает глаза на трибуны с ревущими от восторга польскими болельщиками, и что он вдруг видит там? Мальчика! Мальчика, на которого достаточно взглянуть один раз, чтобы понять, что это прирожденный игрок, футболист до мозга костей, футболист, который создан, чтобы спасти нашу сборную, – если бы ему в школе хоть один разочек позволили участвовать в игре, он показал бы им тоже, ладно, пусть! Гиола Менди берет перерыв, шепчет что-то судье, судья соглашается, и весь стадион смолкает. Момик медленно-медленно спускается по ступеням и выходит на поле. И сейчас же организует нашу оборону и нападение как полагается, ведь у него имеется опыт в этих делах с тех пор, как он тренировал Алекса Тухнера, и за четыре минуты Момик все переворачивает, как говорится, с головы на ноги, и наша сборная выигрывает со счетом пять четыре – чтобы так оно и было по правде! – и таким образом на часах становится уже без четырнадцати
