Да, король Родерих молился не только Распятому Спасителю. И если бы об этом узнал архиепископ, король потерял бы еще одного союзника в той крысиной возне, что называлась «Западным Королевством». За год, прошедший с коронации, король трижды осаждал собственные города, постоянно (на каждые церковные праздники) казнил изменников, разоряя их поместья и сотнями убивая их крестьян, мечтая, чтобы в один прекрасный день все сторонники бывшего короля сдохли в агонии, не оставив после себя потомства.
Но молился он не об этом.
Сейчас король стоял на каменистом берегу, в тени гранитного утеса, на вершине которого высились неприступные стены его столицы. Мутные воды реки неслись мимо, унося к морю отрезанную голову белого ягненка. Маленькое тельце еще продолжало содрогаться у ног Родериха, выдавливая из обрубка шеи последние сгустки крови.
– Мать Макония, – прошептал король. – Я не знаю точно, как тебя зовут, наш народ уже забыл это. Но я нашел это имя в свитке старика Иордана. Будем надеяться, что он не соврал и зовут тебя именно так. Мать Макония… Я молился Спасителю и его матери. И по обряду Петра, и по обряду Ария, и даже по тому обряду, что почему-то называется «правильным», хотя по нему молятся только кучерявые греки. Мне не помогло это. Мне не помогли наши святые. Не помогли старые боги моих лесных предков. Мать Макония… Богиня воды и жизни… Помоги мне… Верни мне силу. Я обещаю… я утоплю столько баранов, что по их головам можно будет перебраться на другой берег этой реки, если ты мне поможешь.
Он поднял за ноги ягненка, поелозил трупом по импровизированному алтарю из трех булыганов, оставляя кровавые разводы. Потом забросил жертву в реку, отправив следом кривой нож. Постоял, закрыв глаза и прислушиваясь к себе. Как же надоело это бессилие… Брезгливая гримаса на лице жены, сухой уродливой ведьмы. Понимающе-насмешливые взгляды дворни – каждое утро. Бессильный король. Что он может сделать с врагом, если не способен даже раздвинуть ноги бабе?
Верный слуга-ибериец (верный, потому что немой) задул расставленные по камням свечи, собирая огарки в котомку, поклонился королю, ожидая приказаний.
Было уже совсем темно. Далеко вверху, на склоне, плясали отсветы факелов дожидающейся короля стражи. Родерих уже начал подниматься, когда сзади донесся тихий всплеск воды. И смех. Такой же тихий, как шелест листвы. Женский смех. Издевательский женский смех. Старая позабытая народом тварь решила не выполнять его просьбу. Она сожрала ягненка и посмеялась над королем.
– Стой здесь, – бросил