На всем обороняемом побережье только одна армия была приведена в повышенную готовность – 15-я. 7-я армия, удерживающая побережье Нормандии, ничего не знала о послании, и тревогу в ней не объявили.
Вечером 2 и 3 июня первая часть сообщения транслировалась снова. Это обеспокоило Мейера. В соответствии с его информацией послание должны были передать только один раз. Ему оставалось предположить, что повторение было сделано для большей надежности получения информации адресатом (Сопротивлением).
Через час после повторного послания, переданного вечером 3 июня, проскочило сообщение телеграфного агентства о высадке союзников во Франции. Если предупреждение Канариса было точным, то сообщение агентства должно быть ошибочным. После минутной паники Мейер решил, что доверять следует Канарису. В тот момент он чувствовал себя усталым, но почти счастливым. Приближался вечер, и тишина вдоль всей линии фронта свидетельствовала о том, что он прав.
Теперь оставалось ждать получения второй половины послания, которое могло поступить в любой момент. На Мейере лежала страшная ответственность. Отражение вторжения союзных войск, жизнь сотен тысяч его соотечественников, само существование его родины зависели теперь от скорости, с которой он и его служба воспримут второе послание и оповестят фронт. Мейер и его подчиненные должны быть готовы как никогда раньше.
Пока Мейер находился в ожидании, в 125 милях от него командующий группой армий «В» собирался отбыть в Германию.
Глава 6
Фельдмаршал Роммель намазал медом тонкий кусок хлеба с маслом. За завтраком сидели блистательный начальник штаба генерал-майор Ганс Шпейдель и несколько штабных офицеров. Формальностей не было. Шел непринужденный разговор. Завтрак был похож на семейный, когда во главе стола сидит старший. Каждый из офицеров был отобран Роммелем лично, и они были ему многим обязаны. Каждый из них ставил перед Роммелем вопросы, решение которых Роммель мог найти на аудиенции у Гитлера. Роммель говорил мало. Он просто слушал. Роммель посмотрел на свои часы.
– Господа, – сказал он неожиданно для всех, – мне пора.
Водитель Роммеля Даниэль стоял рядом с «хорьхом», машиной фельдмаршала, у главного входа. Роммель, кроме Ланга, взял с собой в поездку полковника Темпельхофа. Машина полковника должна была ехать сзади. Роммель пожал руки всем штабным офицерам, сказал несколько слов начальнику штаба и занял свое обычное место рядом с шофером. Ланг и полковник Темпельхоф устроились на заднем сиденье.
– Можно ехать, Даниэль, – сказал Роммель.
Машина медленно сделала круг по двору замка, проехала ворота, миновала два ряда подстриженных лип и у деревни свернула налево, на главное парижское шоссе.
Было семь утра. Отъезд Роммеля из Ла-Рош-Гийон в это хмурое утро 4 июня не был для него случайным. Рядом с ним на сиденье лежала коробка с парой замшевых туфель ручной работы. Роммель хотел быть дома к 6 июня – в день рождения жены.[7]
В Англии было восемь часов утра (часовая разница возникала