В то время Эрнст Рем, который был на тринадцать лет старше Гиммлера, еще служил в армии. Благодаря его влиянию Гиммлер стал проявлять все больший интерес к вопросам политической жизни. Вместе со своим старшим братом Гебхардтом Гиммлер вступил в возглавляемый Ремом местный националистический корпус «Имперское военное знамя» («Reichskriegsflagge») – полувоенную организацию, которая в ноябре 1923 года объединилась с Гитлером для участия в мюнхенском путче.
Пятого августа 1922 года Гиммлер окончил университет. Программа его обучения в Высшей технической школе включала химию и науку об удобрениях, а также селекцию, то есть выведение новых разновидностей растений и сельскохозяйственных культур. Ему сразу же удалось устроиться лаборантом в некую фирму в Шляйсхайме, специализировавшуюся на производстве удобрений. Шляйсхайм находится милях в пятнадцати от Мюнхена, следовательно, Гиммлер не утратил контакта с городом, где Гитлер в это время пропагандировал свою разновидность национализма и уже создал национал– социалистическую партию. Гиммлер, разумеется, не мог не слышать о Гитлере и о той политической активности, которую последний развернул в Мюнхене, однако первая из сохранившихся дневниковых записей, касающихся этого предмета, была сделана им только в феврале 1924 года – спустя пять месяцев после путча. Это объясняется тем, что из множества соперничающих или параллельных националистических группировок, существовавших в то время, Гиммлер, как и Геббельс, присоединился к той, которая подпала под растущее влияние Гитлера, далеко не сразу.
Гиммлер, однако, уже тогда активно культивировал антисемитизм – чувство, достаточно распространенное среди правых католических националистов юга Германии. С 1922 года антиеврейские мотивы звучат в дневнике Гиммлера все сильнее, хотя он и делает некоторое исключение для некоей молодой танцовщицы – австрийской еврейки, с которой познакомился в ночном клубе, куда, после долгих уговоров, привел Гиммлера один из его друзей по имени Альфонс. Как бы оправдываясь, Гиммлер пишет по этому поводу: «В ее поведении не было ничего еврейского, насколько я мог судить. Я даже сделал несколько замечаний насчет евреев, абсолютно не подозревая, что она – одна из них». Впрочем, к своей новой знакомой он был сентиментально-снисходителен; она была довольно хорошенькой и к тому же приятно шокировала его признанием, что не является «невинной». Значительно менее снисходительно Гиммлер относится к своему соученику по школе и университету Вольфгангу Хальгартену6, которого