Виды на будущее Гитлера были связаны с континентом. Он никогда сильно не беспокоился относительно плана вторжения по другую сторону Ла-Манша. Это его нежелание сильно поощряли армейское командование и адмирал Редер. Первое опасалось неприятных неожиданностей, даже если немецкие силы смогут высадиться в Англии, а другой боялся британского военно-морского флота. В результате их объединенного влияния Гитлер не сильно сожалел о том, что пришлось полностью отказаться от идеи вторжения. И обстоятельством, которое особенно повлияло на него, было то, что английские бомбардировщики пролетали над Германией и сбрасывали свои бомбы.[113] В блеске славы, созданной его большим триумфом во Франции, ему было невыносимо думать, что англичане, которым было далеко от сохранения спокойствия у себя дома и надежды на милосердные условия капитуляции, фактически принесли войну в Германию. Как тщеславный человек, он был склонен испытывать чувство обиды и ненависти, и в сложившейся ситуации эти английские налеты, хотя и бывшие не более чем булавочными уколами, привели его в ярость.
Он чувствовал, что ему бросили вызов и оскорбили, и в гневе жаждал мести. Как следствие, 4 сентября на официальном открытии осенней уборочной кампании в Германии он произнес речь, полную угроз:
– Независимо от того, что готовит будущее, я уверен в одном: Англию ждет крах – так или иначе. Конечно, я буду готовиться к этому тщательно и добросовестно… И если Англии станет любопытно и она спросит: «Хорошо, почему тогда он не наступает?» – я отвечу: «Потерпите! Он обязательно наступит». И если они говорят, что будут бомбить наши города в больших масштабах, то я говорю, что мы полностью сотрем их города…
Геринг ежедневно получал цифры потерь люфтваффе и, без сомнения, испытывал опасения по поводу новой задачи, которую им теперь предстояло выполнять, но, несмотря на здравый смысл, который, вероятно, утратил тогда, ухватился за возможность руководства гитлеровской кампанией мести с воздуха. Когда он и Кессельринг вышли из подземного бункера и поднялись на наблюдательную площадку, Геринг сиял, а у Кессельринга на лице была слабая улыбка. Именно с этой площадки Кессельринг так часто уже наблюдал за действиями авиации – с большой тревогой за своих подчиненных. Он никогда не был летчиком, но обладал всем суеверием летчиков и, в особенности, расценивал любое изменение планов во время ведения действий как худшее из возможных предзнаменований.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив